– Так она могла бы быть или действительно была?
– Вы, госпожа следователь, слишком прагматично мыслите, – досадливо вздохнул Волынцев. – А эта пьеса – фантазия! Автор не дает конкретного ответа, но предлагает вообразить: какой могла оказаться дочь у Ивана Грозного – единственное живое существо, которое дорого этому человеку. И как она могла повлиять, возможно изменить, своего отца. Так вот она могла быть светлой, нежной, возвышенной… и отец бы отдыхал с ней душой, его бы сердце смягчалось. А могла быть умной, серьезной, глубокой… и отец бы с ней интеллектуально обогащался, его разум становился бы более мудрым. Вот две возможные дочери, назовем их «лирическая» и «драматическая». Но обе – положительные персонажи, без примитивного «плохая» и «хорошая». Просто два варианта! Какой возобладает? Вот вопрос!
– Быть иль не быть – вот в чем вопрос… – пробормотала Вера.
– Если вы иронизируете, то совершенно напрасно, – обиженно фыркнул режиссер.
– Ни в коем случае! – заверила Вера.
– Ну ладно. – Антон Федорович милостиво махнул своей веероподобной рукой. – Тогда слушайте дальше. Но вот дочь влюбляется в обычного человека, Владимира. И какова будет реакция отца? Опять два варианта! Либо он, условно говоря, будет готов благословить эту любовь, либо будет готов ее разрушить! Лирическое и драматическое! Но каким станет финал?!. – Волынцев выдержал истинно театральную паузу и провозгласил: – А вот это до конца спектакля никто не узнает! Ни-кто! Даже я! Потому что все будет решать в самом конце колесо фортуны! Слепой жребий! Лотерея!
Режиссер смотрел торжествующе, следователь – недоуменно.
– Дело в том, – подал голос Дудник, – что в самом конце на сцену вынесут плотно закрытый со всех сторон барабан, типа того, в каких крутят всякие лотерейные штуковины…
– В нем будут два шара – белый и красный, – перебил Волынцев. – Мы приглашаем любого желающего из зрительного зала – любого зрителя, совершенно произвольно! – тот крутит барабан и наугад вытаскивает шар. Вытащит белый – Иван Грозный благословит любовь, и в финале мы увидим лирическую героиню. Вытащит красный – Иван Грозный разрушит любовь, и в финале мы увидим драматическую героиню. И сам Иван Грозный в финале тоже будет разным, хотя играет его один актер. А вот дочерей сыграют две актрисы.
– Это, конечно, несколько нарушает генеральную концепцию нашего театра, – заметил директор, – у нас всегда должен быть хэппи-энд, но… в конце концов, здесь все во власти зрителя. И сегодня может быть так, а завтра – эдак, а то, что в конечном счете все определит случайный зритель, без сомнения, привлечет публику.
– Оригинально, – оценила (правда, не слишком искренне) Вера. – И вот такую пьесу придумал Лепешкин?
– Такую концовку придумал я! – провозгласил Волынцев. – Но прелесть пьесы как раз в том, что она дает огромный простор для режиссерских фантазий! В ней нет жестких рамок, непоколебимых конструкций!.. Возьмем Шекспира! Как бы вы ни хотели осовременить «Отелло»…
– Стоп! – прервала Вера. – Оставим Шекспира. Меня сейчас интересует не он, а Лепешкин.
– Хорошо, – ничуть не обиделся за классика Волынцев, а Дудник согласно кивнул:
– Конечно-конечно, просто сами понимаете… Это ведь довольно символично: наша пьеса про дочь Ивана Грозного, а вы тоже Ивановна, только Грознова… И Антон Борисович хочет пояснить, что Кирилл Лепешкин написал очень интересную пьесу.
