Дочь комедиантов - страница 7

– Ишь, как проголодалась, бедная пташка! – произнес он, ставя пустую чашку на стол и гладя своей широкой ладонью головку девочки. – Ну, теперь ты не будешь бояться меня? Не правда ли?.. Однако надо еще раз сходить к старухе Гавро. Вдруг у нее и для меня найдется чашка горячего молока.

– Неужели я съела твой завтрак? – испугалась Крошка.

– Нет, – засмеялся старик. – Если ты съела его, так это был твой завтрак! Я сейчас принесу еще.

На глазах девочки показались слезы. Она схватила большую руку Карилэ и прижала к губам.

– Я так люблю тебя! – воскликнула она сквозь слезы.

– Я знал, что ты недолго будешь меня бояться. Ну, скажи-ка, за что ты меня теперь полюбила?

– За то, что ты отдал мне свой завтрак. Этого никто никогда не делал для меня, даже мама. Нет, мы не голодали, но я никогда не смела просить больше, чем мне давали.

– Бедная девочка! Должно быть, твоя мама была небогата?

– А ты? Ты богат или беден?

Этот вопрос озадачил старика, и он смутился, не зная, что сказать. До сих пор ему и в голову не приходило спрашивать себя, богат он или беден.

– Ну, не знаю, право, что тебе ответить, – проговорил он наконец, надевая свой долгополый сюртук. – Видишь ли, я не богат: у меня нет денег. Но я и не беден: ведь мне ничего не нужно кроме того, что у меня есть.

Крошка с изумлением уставилась на него. Ей еще не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь так равнодушно отзывался о деньгах.

Вместо колыбельной песни малышка каждый вечер слышала лишь ворчание матери, которая пересчитывала у ее постели дневную выручку, причем постоянно жаловалась на плохие времена и дороговизну съестных припасов. Нередко при дележе денег между матерью и другими циркачами возникали ссоры. Потому-то Крошка теперь не могла надивиться этому необыкновенному старику, который был так весел и доволен, не имея денег и не заботясь о них.

А дедушка Карилэ, с улыбкой посмотрев на изумленное личико девочки, отворил дверь и сказал ей:

– Ну, теперь подожди меня здесь, пока я схожу за своим завтраком. Кстати, я дойду до Бретонской площади и посмотрю, там ли еще комедианты. Тебе лучше не выходить отсюда, пока они не уедут из города…

После ухода дедушки Карилэ Крошка поиграла немного с игрушкой и принялась рассматривать длинную палку, усаженную мельницами, но это ей скоро наскучило.

– Как здесь нехорошо! – сказала она со вздохом. – На окне столько пыли и грязи, что даже солнышко не может заглянуть сюда.

Она нашла какую-то тряпочку и заговорила сама с собой:

– Что, если я вымою окно? Ведь не обидится же на это дедушка Карилэ!

И Крошка захлопотала, как настоящая хозяйка: достала горшочек, положила в него тряпку, залила ее водой и принялась мыть стекла. Скоро четыре нижних стекла были вымыты, но до верхних стекол малышке было не достать.

– Мне нужно встать на что-нибудь… Скамейка слишком мала… Разве что взять тот чурбан?.. Нет, он слишком тяжел. Но, может быть, можно перекатить его?..

Немалого труда стоило Крошке опрокинуть чурбан, но когда ей это удалось, она от удовольствия захлопала в ладоши.

– Ну, осталось совсем немного! Ну-ка! – воскликнула она и стала подкатывать тяжелый чурбан к окну. – Теперь нужно поставить его… Ох, какой он тяжелый!.. Ну, вот и поставила! Теперь вымою еще два стекла!..

Работа близилась к завершению, когда вернулся дедушка Карилэ. Несмотря на холод, разгоряченное личико Крошки пылало ярким румянцем. Она работала с таким усердием, так часто соскакивала с чурбана и опять взбиралась на него, становясь при этом на цыпочки, чтобы достать как можно выше, что была вся в поту.