– Кто ты?
Потопление острова потрясло меня, от присущего мне легкомыслия не осталось и следа, но теперь оно стало понемногу возвращаться.
Кому этот рыбак станет обо мне рассказывать?
Я спас его сына.
– Йовис, лучший контрабандист Империи, – представился я и оттянул наверх рукав, демонстрируя свою навигаторскую татуировку.
А на самом деле давно надо было ее чем-нибудь перевязать.
После этого я развернулся и пошел обратно к пристаням. Давно я не чувствовал такого подъема, и вдобавок у меня в кармане позвякивали серебряные монеты.
Проснувшись утром, я чувствовал себя уже не так хорошо: болела челюсть и не хватало воздуха. Наверное, оттого, что стискивал зубы, пока снова и снова видел во сне, как целый остров, содрогаясь от землетрясения, уходит под воду. Еще мне снилось, что я остался на этом острове, мое тело погружалось в бездонную глубину, легкие разрывались от давления воды.
Но я проснулся на своей лодке, и мое сердце стучало громче, чем лодки о пристани.
Все пристани были заняты, и еще много лодок стояло на якоре недалеко от берега. Голова Оленя был крупным островом, и хотя большинство его жителей погибли, некоторым все же удалось спастись. Императору пришлось прислать конструкции, солдат и продовольствие. Царящий вокруг хаос мог купить мне отсрочку по долгам Иоф Карн, а если очень-очень повезет, они решат, что я погиб.
Как мне ни хотелось выйти в море с первыми лучами солнца, надо было восполнить потери, поэтому я замотал тряпкой запястье с татуировкой и отправился на рынок.
Рынок был не особо большой – просто вытянутый лабиринт из торговых прилавков. В двух узких проходах витали запахи сухого перца, жареной козлятины и выпечки. На таком рынке и так всегда тесно, а тут еще вынужденные гости с Головы Оленя искали припасы, как искали бы своих близких на других островах.
Быстро прикинув, что к чему, я остановился у прилавка со сладкими дынями. Такие дыни растут в основном на южных островах в сухой сезон, и, когда мы отправлялись в семилетний влажный период, они становились все дороже. А теперь, когда Голова Оленя затонул, они превратились в настоящую редкость.
Я торговался жестко, но не очень успешно, цена, на мой вкус, все равно осталась высоковатой. И вот, когда продавщица перевязала бечевкой обе коробки и я протянул к ним руки, справа у меня за спиной прозвучал чей-то голос:
– А ты ничего так получился на листовках. Платил сиротам, чтобы их срывали, – умно. Но похоже, Империя действительно решила сделать из тебя показательный пример.
Шляпа. Татуировку я замотал, на мне была солдатская униформа, но шляпы не имелось. Я чувствовал себя как кролик с затягивающейся на шее петлей и, как кролик, продолжал брыкаться.
– Глаза, – сказал я, повернувшись на голос, но не выпуская из рук коробки с дынями. – Глаза они так и не научились рисовать.
Филин стояла в расслабленной позе, прислонившись к стене и выставив одну ногу перед другой. На ней была стеганая туника без рукава, так что все могли полюбоваться ее загорелыми мускулистыми руками. На ремне болталась короткая деревянная дубинка, но я-то знал, что ножи у нее тоже имеются, просто она не держит их на виду.
– Я думаю, они приукрашивают твою внешность, – сказала Филин.
– Правда? А я кого ни спрашивал, все говорили обратное.
У Филин был один талант: она умела делать такое лицо, будто закатила глаза, а сама при этом продолжала смотреть прямо на тебя.
