Если бы это был аукцион, то сперва выставляются шуши, затем на дощечке с песком, встроенной в стол, но поменьше гость пишет сколько он готов отдать за девушку. Дощечка имеет бортик и сбоку остальным гостям также подсвечивается цена, чтобы гости знали с кем они соревнуются. Проявляется она как написанная золотой краской на темно-красном дереве стола.
Эта достаточно древняя система, но менять пока ещё ее не собираются, так как поднимать руки или выкрикивать цифры при разговорах между друг другом или громкой музыке, мягко говоря, неудобно. А так – кому надо, все всё видят. Гости, конечно, все равно кричат, но так организаторам видно кто сколько предлагает, несмотря на гомон.
По бокам от кресла хозяина стояли два таких же кресла, но поменьше. Для сыновей хозяина. Сейчас они будут пустовать. Они крайне редко используются. Только если сыновья хотели пообщаться с гостями или на аукционе. Марин сегодня рано утром уехал, слава Светлой, так что можно не переживать. Остальные 3 сына давно разъехались и живут своими домами.
Вдоль левых и правых колон были выставлены низкие диванчики с крохотными спинками и кучей подушечек. Все в красном цвете, с маленькими лисицами по краям. Перед каждым диванчиком стоял уже описанный мной столик с кальяном, бокалом и несколько тарелочек с всевозможной едой, в основном фрукты, сладости, орехи и печенье. А на специальной подставке шуши, табличка с песком и именем гостя.
В центре красовался лишь пол с красиво выложенной плиткой в виде все той же золотистой лисицы в красном прямоугольнике во всю ширину зала, лишь где-то метр не доходя до диванчиков и кресла хозяина.
Из центра купола над всем этим свисала большая люстра с такими же кульками, но очень маленькими и в огромном количестве.
Мы разделились на две группы. Одна пошла в правый угол – будут сегодня музицировать, вторая – в левый угол, танцовщицы.
В дни недели перед аукционом обычно представляют девушек, у которых только наступило совершеннолетие, тех, кто ещё не достиг восемнадцатилетия, начиная с 16 лет и тех, кто уже прошел этот рубеж, но не был выкуплен. Основное внимание доставалось, конечно, нам, в этом полугодии празднующих восемнадцатилетие. Если какая-то девушка понравилась гостю, но она ещё слишком юна – за нее можно было внести залог. Правда, это все равно не гарантия, что ее продадут именно тебе. Хотя забронированных девушек выкупал кто-то другой крайне редко. В моем потоке тоже была одна такая девушка. За счёт этого выступления получались красочные, а музыкантов и танцовщиц хватало на всю неделю. Они повторялись, но не создавалось впечатления, что танцуют каждый день одни и те же. Единственная разница у восемнадцатилетних с остальными была в том, что остальные танцевали групповые танцы, а мы индивидуальные. Перед групповыми танцами сменялись и музыканты. Их так же озвучивали и можно было забронировать. На столах были специальные выемки для них. Если гостю нравилась, он ставил шушу и писал сумму.
Также у гостей была возможность попросить подойти и присесть к его столику ту или иную рабыню, но только на время одного выступления. А еще они могли подойти к сидящим девушкам и попросить встать, показать зубы, руки, ноги (если девушка в юбке), можно присмотреться и разглядывать вблизи, сравнить нескольких, потрогать, но в пределах допустимого. За пределами вечеров и аукциона встречаться с рабынями на продажу было запрещено. Исключение – только в присутствии хозяина.
