Дубровский, отныне ты в самой глубокой заднице. И это не сравнится ни с чем, что было у тебя за всю жизнь. Сначала партнер, теперь его же жена. И сама Виктория, которая незаметно даже для самого меня, украла мое спокойствие и размеренную жизнь уже ровно как два года. Я искал похожих на неё девушек, женщин – неважно кто, только чтобы видеть в них её. И каждый раз был на грани фола. Не мог.
— Хорошо, — хрипло отвечаю, замечая, что она начала волноваться. Цепи издают свою трель, и я проверяю пространство в наручниках, отмечая, что доступ не перекрыт, и Вика сможет выдержать еще минут десять. Касаясь ее рук, я веду от кисти вниз, оставляя за собой щекотку. Девушка улыбается, пряча от меня свое личико. Встав вплотную к ней, снова прижимаюсь, и она вынуждена врезаться плотью в стену – снова почувствовать жалящие ворсинки… и мой возбужденный член. Я вновь приподнимаю ее лицо за подбородок, ласково глажу по щеке пальцем. Она раскрыла свой ротик и ловит им каждый атом кислорода. Наклонившись, я сам захватил ту самую нижнюю губку и всосал её, пробуя на вкус соль и желание Вики. Она ахнула, теребя руками в цепях. Желает обнять, но не может.
— Не дергайся, — предупреждаю, остановившись лишь на секунду. Вознесенская замирает. Быстро надеваю на нее повязку и в последний момент, останавливаюсь. — Доверься мне, — настойчиво прошу. И это скорее не просьба, а приказ. Вика снова сглатывает, нервничая не меньше моего.
— Хорошо, Константин. — Называет полным именем, но это даже лучше, чем «господин». Девушка вложила в него больше смысла. На миг заглянул в ее янтарные глаза, замечая в них искорку страха, смешанной с непокорной жаждой продолжения.
— Твое «стоп-слово», — это обычная процедура, которую Дом обязан провести перед тем, как лишает сабмиссив одного из чувств.
— «Красный», — четко и уверенно.
— Виктория, — начинаю я, отойдя от нее. Девушка тут же отлипла от стены, охая, но не вслух. Знает, что будет наказана, и потому инстинкт самосохранения все же диктует свои правила. Я ухмыльнулся. Затем продолжил. — Почему ты бросила меня в тот вечер?
Вика молчит, но по движению ее тела можно судить, что вопрос был прямо в яблочко. Она затеребила руками, и цепи стали слишком шумными.
— Я, кажется, велел тебе не дергаться, — грубо, будто словом ударяю. Вознесенская прекратила.
— Я узнала тебя, — признается, вновь облизнув свою нижнюю губку. Сам переступил с ноги на ногу, затем скрестил руки на груди. Смотрю на девушку, обнажённую передо мной – прекрасную. Округлые бедра, плоский животик, длинные ноги… грудь, от которой теперь я буду без ума до не скончания времен. Лебединая шея с такой неугомонной веной, что пульсирует сейчас, лишая меня рассудка. Мягкие, шелковистые волосы, льющиеся каскадом за спиной Вики – теперь аромат цветочного шампуня станет преследовать меня, напоминая о ней. Я сам себе выставил ловушки из ее образов, и кто знает, как долго я смогу себя держать в руках. Бесшумно фыркнув, я взял стек с мягким наконечником и флакон с охлаждающим антисептиком. Провел рукой вдоль гибкой палки, ощутив ладонью дорогую кожаную отделку. Качественная и гладкая. Теперь настала очередь Виктории – испробовать на своем прекрасном теле эту красоту.
— Этот ответ не достаточен для меня, саба, — рыкнул. Вознесенская дернула руками, отдаляясь от стены еще на шаг. Конструкция цепей позволяла проделывать подобные движения. Но, рядом стоящий козл, поможет решить проблему неугомонной сабочки.
