Снимает с меня свитер, крепко обнимает и тянет в свою сторону. Оставляет в одних джинсах и в обычном белом хлопковом лифчике. Сегодня я не рассчитывала на наш первый раз…
Сажусь на его бёдра, ощущаю его желание даже сквозь грубую и твердую ткань.
Это необычно. И страшно. У меня ещё ни разу не было, хоть мы и встречаемся уже месяц. Он ждал, терпел, не наседал. Не позволял лишнего, хотя я порой видела, как ему тяжело. Как сдерживается…
Ждал меня.
И я решаюсь.
Слёзы снова выступают на глазах при виде рассечённой брови. Задело печаткой…
Но пытаюсь отвлечься.
Сегодня есть только мы.
Я и мой первый и самый дорогой мне мужчина.
13. Глава 13
Глава 13
Гордей
Руки сами тянутся к хрупкой фигурке. Настя всегда была миниатюрной девочкой. Я любил её маленькую грудь, её плоский животик, не широкие, но роскошные бедра. Обожал её трогать.
И сейчас с трудом сдерживаюсь.
Она выходит из машины, крепко держа своего ребёнка на руках. Только он и удерживает меня, чтобы я не вжал Покровскую в металлическую дверь.
Зачем?
На этот вопрос у меня нет ответа.
Просто хочу.
Но понимаю, что, вмешиваясь в её жизнь, делаю хуже нам обоим.
Я подсаживаюсь сильнее, а она страдает. Я с трудом избавился от своего помешательства.
Я давно мог оставить Катю, узнав о её выкидыше. Мог вернуться к своей любимой. Но. Один раз сделал больно. И второй раз делать этого не хочу. А я сделаю. Непроизвольно. Просто отравлю её, если останусь рядом.
Игорь был прав.
Мы не подходим друг другу. Она — молоденькая девчонка, у неё вся жизнь впереди. А мне уже за тридцать. И если у кого-то жизнь только начинается в это время, то… не у меня.
Семья без ребёнка — не семья. А у меня детей больше не будет.
В противовес своим же мыслям обнимаю Покровскую. Как в бреду.
— Что ты делаешь? — слегка хмурит бровки и напрягается.
Вразумительного ответа нет.
Поэтому выпаливаю то, что первое крутится на языке:
— Показалось, что ты сейчас упадёшь. Вдруг голова закружилась? Как ты вообще после аварии? Ничего не болит? Не обследовалась?
— Нет, всё нормально, — делает шаг назад, потупив взгляд. — Спасибо, мы пойдём.
Опять отдаляется, уже машинально держа дистанцию. Но так просто её не отпускаю.
Какой-то больной порыв, но моя рука ложится на её холодную румяную щёку.
— Гордей, перестань, — решительно заявляет Настёна. Та самая, которая звонила мне ночами и плакала в трубку, говоря, что не может уснуть без меня. А потом смеялась от сказанной же глупости.
Резко отдёргиваю ладонь.
— Не знаю, что на меня нашло, — цежу сквозь зубы.
Нет, знаю. Чувства старые открылись, вырвались из-под замка.
— Кажется, мы договорились с тобой обо всём, когда разговаривали в последний раз…
Наш последний разговор — отдельная тема. Мы просто сели и поговорили. Без истерик, без метаний посуды. Настя только молча слушала, а потом плакала, поджимая губы. Говорила, что понимает меня, но ненавидит. За то, что разрываю с ней отношения из-за Катиного ребёнка.
Сошлись на одном — не отравляем друг другу жизнь.
— Да, — короткий кивок.
Смотрю на ребёнка у неё на плече. Он для меня — как отрезвляющая и острая пощёчина. Не делает больно, но останавливает. Говорит, что эта девушка принадлежит теперь другому. И я рушу чужую семью, как однажды Катя разрушила нашу. Несостоявшуюся, но такую желанную.
Млять, хочется врезать самому себе.
— О, Настюш!
От мужского голос меня коробит.
Настюша.
Аж рычать хочется.
