— Он уехал по работе, — предупреждаю его. — Поэтому жду его.
Он кивает.
— Я присяду?
На секунду теряюсь. Хочу сказать «нет», но подсознательно желаю именно этого — чтобы он присел рядом. Наверное, всё это — чувство жалости, которое испытываю к нему после разговора с Катей.
— Садись.
Не чувствую волнения, но и трепета тоже…
Неужели отлегло? Чувства наконец остыли, и этот человек больше не вызывает во мне то, что раньше?
Гордей опускает ладонь на спинку стула, отодвигает его и присаживается напротив.
— Но ненадолго, — предупреждаю его. — Если Игорь увидит…
Представляю… очередной мордобой.
Братик сам по себе сдержанный, холодный. А здесь вряд ли сможет сдержаться. А если ещё и узнает, кто причастен к той аварии… Я до сих пор боюсь, что он узнает.
— Просто не хочу видеть, как брат злится.
— Как нога? — спрашивает, игнорируя мои слова.
— Что ты здесь делаешь? — не отвечаю и спрашиваю то, что волнует меня больше всего.
— Так и будем заваливать друг друга вопросами? — выгибает бровь и подзывает к себе официанта пальцами. В своей властной манере. Плавно, с какой-то грацией в движениях. К нам как раз подбегает парень, который нёс мне кофе.
Волков делает заказ. Типичный для него. За почти два года вкусы не изменились. Американо с черничным пирогом.
— Ты первый, — сжимаю горячий стаканчик пальцами.
— Я здесь случайно, что бы ты ни подумала, — усмехается, подперев голову рукой. Как знал, что у меня появятся подозрения. — Я всегда делаю здесь доставку черничного пирога. И назначил встречу, чтобы съесть его здесь.
— Так вот где он такой вкусный… — удивлённо хлопаю ресницами.
Помню, как вечерами, сидя в темноте и только при лунном свете, я кормила его пирогом.
— Твоя очередь. Как нога? — прогоняет своим голосом шлейф из воспоминаний.
— Нормально. Уже полегче.
— Но Игорь не угомонился?
— Не-а… У него гиперопека.
— Я помню.
Наступает неловкая тишина. В другое бы время мы тут же нашли тему для общения, но не сейчас, спустя годы расставания.
Поднимаю стаканчик с кофе, подношу ко рту. И, прикоснувшись губами, чувствую, как прямо в них ездит крышечка. А через секунду что-то горячее расплывается на белом свитере, обжигая кожу через плотную ткань.
В голове нет ни единого матерного слова.
Только скулю и под ошарашенным взглядом Гордея вскакиваю с места и ставлю стаканчик на стол. Крышка уже валяется на полу.
Подхватываю ткань свитера и отлепляю от кожи, морщась.
Боже, как же больно!
Перебивает даже боль в лодыжке.
На глазах слёзы выступают.
Почему это именно со мной происходит? Я по жизни неудачница. И каждый день со мной что-то случается!
На подбородок вдруг опускается салфетка. А слух режет грубый и гневный бас:
— Млять, руки поотрывать тем, кто этот кофе делал, — я даже не могу не согласиться. В носу начинает щипать, и я чувствую, как вот-вот разревусь. Но я же не маленькая, чтобы это делать!
Но так хочется. Всего на мгновение. Почувствовать себя крошкой, которую обнимут, нашепчут поддерживающие и успокаивающие слова на ушко.
Радует, что Гордей хотя бы ругается не на меня, а на бариста. Хотя это моя вина, что не проверила крышечку. Всегда это делала, боясь, что всё прольётся. А тут, видимо, перенервничала из-за присутствия мужчины.
— Как ты умудряешься во всё дерьмо это попадать, а? — уже мягче, не ругаясь, спрашивает он.
— Не знаю, — шмыгаю носом.
Волков неожиданно подаётся вперёд. Обнимает меня, подхватывая на руки.
