– Как раз страшно, – возразил Зорич.
– Поясни.
– Ты другая… Разная одновременно.
– Ну надо же было кому-то из нас двоих исполнять роль мужчины, – сказала Алиса, – если ты такой дохез, – добавила. – Это тебе не книжки нечитаные лажать.
– Прости, Алиса, я не хотел…
– Я понимаю… У тебя тонкая душа, личное понимание мира, поэтическое мышление… Но, Лева, стихами ты не спасешь свою девушку, если окажешься в окружении выродков. Добро должно быть с кулаками, Лева!
Алиса сложила книгу и телефон в сумку, вышла из-за столика.
– Ты уже уходишь? – забеспокоился Зорич.
– Не волнуйся, Лева, твои орки не вернутся, – заверила его Алиса. – Допивай чай, ешь чебуреки, пиши стихи…
– А ты куда?
– У меня дела, Лева, важные дела.
– Там дождь, – заметил Зорич, посмотрев в окно.
– Дождь, – согласилась Алиса. – Но что делать? Ты же не можешь взять и стать моим зонтиком…
– Я… – с преданностью собаки Зорич готов был превратиться в кого угодно.
– Сиди уже, – махнула рукой Алиса.
Она стремительно вышла из буфета в холл, остановилась возле зеркала, добавила красоты на лице и, оставшись довольной, покинула стены факультета.
Дождь шел, но перестал идти, как только Алиса сделала несколько шагов ему навстречу.
Миллер пришел раньше времени, как ни замедлял шаг. Впрочем, ни на одну встречу в своей жизни он не опоздал. Разумеется, около «Макдональдса» никакой так называемой его дочери не оказалось, кроме чужих дочерей. Да и как бы он ее узнал? Пешеходное течение струилось в обе стороны от подземного перехода. Миллер ощущал, что он препятствует людскому потоку, который нет-нет, да подхватывал его и тянул за собой, словно в бездну. А ему туда не надо было. Он отошел в сторону. Почему раньше так не сделал? Волновался? Выискивал глазами ту, кто его дочь? Надеялся, что сердце подскажет, зазвонит, как колокола, услышав родную кровь? Дурак! Осел! Это же обычный развод! Может, Быковский и не участвовал в нем, но что сдержит какую-нибудь профурсетку просто постебаться над лохом?.. Миллер – ты реально лох, если стоишь тут, если приплелся сюда. А зачем, если подумать?
Он закурил. Пальцы нервно дрожали. Он пожалел, что пришел. Молодежь вокруг кучковалась, курила, пила пиво. Миллер тоже захотел пива, как никогда раньше. Во рту пересохло, точно после перепоя.
И вдруг…
– Добрый вечер, Дмитрий Михайлович!
Как он ее проглядел?
Она, видимо, подошла из-за спины или тогда, когда он отвернулся.
Очень приятный голос, очень красивый, благозвучный и звонкий…
Когда Миллер уперся взглядом в обладательницу голоса, даже рот разинул, от чего сигарета сорвалась с губ, закончив жизнь самоубийством.
Перед ним стояла такая красавица, что на миг он пожалел об их родстве. Подобные только в голливудском кино снимаются.
Черные-черные прямые волосы чуть ниже плеч с ломаной ветреной челкой.
Большие глаза цвета спелого ореха умело подведены черной тушью и черными тенями. Длинные ресницы придают еще большей выразительности глазам.
Утонченный, чуть вздернутый носик от природного любопытства.
Губы строго очерчены губной помадой, чтобы не бросаться в глаза, как меч в ножнах, и от этого еще более привлекательны.
Ямочки на щеках, ангельская улыбка, умный и благожелательный взгляд…
«Да я виртуоз, – пронеслось в голове Миллера, – если эта кукла моя дочка!»
И фигура шедевральная, хоть и взята в осаду черными джинсами, но в обтяжку, и белой приталенной кожанкой с меховыми воротником и рукавами. На ногах – черные кожаные ботфорты, шейка обвязана теплым красным в белые полосы шарфом.
