Герой моего романа (как звучит!) тоже не как все. Как и я, как и отец, от которого отшатнулась, когда нужно было сделать выбор: а вдруг чужой?! Вдруг все, чем я жила до сих пор, было только иллюзией? Одной из моих фантазий. Как Алик. Хотя, признаться, его я все же не совсем придумала, а действительно встретила прошлой весной, кажется, уже в мае, на подходе к нашему дому, который еще был полон жизнью, потому что отец и брат были с нами и ничто не предвещало беды… В этой фразе обычно говорят «казалось». Но нет, не казалось! На самом деле никаких предвестников не было, кроме того, что родители уже давно смотрели сквозь друг друга. Точнее, она сквозь него.
Наверное, внутри ее тогда воцарилась такая же пустота, какую ощутила я, когда роман был закончен. И она попыталась заполнить ее другими людьми, множеством людей! И меня тоже потянуло потолкаться в Москве, увидеть новые лица, упиться радостью оттого, что я закончила роман и что так тепло и тихо, и даже детские голоса звучат не раздражающе. Они сливались с птичьими возгласами, и казалось, будто дети – это просто большие птицы, спустившиеся на землю. Не страшные птицы. В прекрасном эгоизме своем совершенно не замечающие никого, кроме себе подобных.
Мне хотелось надышаться воздухом своего города, собрать пыльцу с его вялых цветков и напитать их силой воображения, сделать их диковинными, яркими, гигантскими, поместив на страницы той повести, что задумываю сейчас. Думаю, в отличие от жестковатого романа об Алике сейчас получится немного странная легенда о девочке, запертой в подземелье и приручившей цветы, что росли возле ее решетчатого окошка. Вытягивая травяные шеи, они проникали в ее мрачную тюрьму и дарили ей свою красоту, свои яркие цвета. Постепенно они научились понимать язык друг друга. Ну, и так далее… Сказка. Ложь.
Вся литература – это, по сути, или сказка, или ложь. Ткань романа всегда или красивее, или ужаснее, чем настоящая жизнь. Все преувеличенно, слишком выпукло, неестественно ярко, даже описание отбросов и помоек. А жизнь – это такая тягомотина, такая серость или пошлость, что если описывать ее, не утрируя, то подобное никто и читать не стал бы. Скукотища. Но мы все тянем и тянем эту слюнявую жвачку, называемую жизнью, и даже не пытаемся совершить что-то из ряда вон, чтобы потрясти филистеров, живущих внутри нас и по соседству.
Мой герой, мой Алик не был одним из них. Я бродила по Москве, вспоминая, как прошлой весной неподалеку от нашего дома, под цветущим каштаном (выглядит чересчур картинно, но именно там он и стоял!), увидела странного парня, который, заслонившись рукой, смотрел на солнце и улыбался. Это не было гримасой человека, которому слепит глаза… И эта улыбка зацепила меня приподнятым краешком и понесла изогнутой пирогой в страну воображения, из которой я вернулась только сегодня.
В моей фантазии Алик получился жестче, чем на самом деле, потому что перемешался со мной. Я защитила своего героя, добавив той злой силы, которую не проявляю в миру, – коплю для творчества. Признаю, она сделала его менее обаятельным, ведь мгновенно очаровывают именно его мягкость, его улыбчивость… Темные волосы были спутаны теплым ветром, подбородок небрит, но большие глаза так и сияли, и потому Алик не производил впечатления бродяжки. В нем бурлила любовь к этому миру, который пока ничем особенно не досадил ему.
