М а р и я. Не говори, Нюра, носит же его земля!
(Короткая пауза).
(После паузы).
Сколько нам еще идти, Нюр? Может, мы сбились с дороги?
Н ю р а (начинает злиться на бесконечные её вопросы). Откуда я знаю, мне тоже так кажется, что сбились, но, как сейчас разберешь, ничего не видно! Ну, не возвращаться же назад! По моей памяти, яма должна быть где-то рядом!
Степь погружается во тьму, могильник набирает свет.
Метель, ветер, мороз.
Нюра и Мария натыкаются на высокий бугор.
Н ю р а (понимает, они на месте, прикрывает рот брезентовой рукавицей от шквального ветра, громко на ухо Марии). Ну, вот, Мария, здесь наш неприкосновенный запас!
М а р и я. Ну, что, Нюр, отдыхать некогда, полезем за мясом!
Н ю р а (обтерла верхонкой обледеневшие ресницы). Начнем, подруга!
М а р и я (глотая ветер). Ну, с Богом, пусть он нам поможет!
Более двух часов ушло на расчистку ямы, пока наткнулись на тела особей.
Н ю р а (со злостью). Кому было охото закапывать этих тварей так глубоко?
М а р и я. Ну, кто это делал, не знал, что мы за мясом придем! (Обе смеются). Фу, Нюр, откуда несет зловонью? Ажно голова кружится!
Н ю р а. Это овцы разложились, которых закопали еще летом.
Марию стошнило.
(Обе рассмеялась). Ничего, подруга, от этого не умрешь! А вот с голоду точно ноги вытянешь, так что давай, вытащим свеженьких барашков, а завтра накроем праздничный стол!
М а р и я. Вот, кажется, сегодняшние барашки потрогай, Нюр!
Н ю ра (трогает особей). Да, Мария, еще не совсем окоченели. Забираем и уходим!
Могильник погружается во тьму. Дом Матрены набирает свет.
М а р и я (заходит в кухню, соскребает льдинки с пушистых ресниц, громко матери). Ну, слава Богу, мам, наконец-то, дома!
М а т р ё н а (помогает Марии стянуть одежду). Слава Богу, жива!
М а р и я. Еле дотащила две овцы, такой сильный буран, ничего не видно!
М а т р е н а. Две! Да как же ты их донесла?
М а р и я. Ой, мам, снегу навалило, выбились из сил, думали не дойдем, замерзнем! Я хотела уж бросить одну, но жалко было, столько протащила, да и другого случая, может не быть! Хорошо, что взяли с собой веревки, туши привязали к себе, а иначе не знаю, смогли бы мы, что принести или нет! Ну, слава Богу, теперь детей немного поддержим!
М а т р е н а н а. Полезай, Мань, на печку, погрейся и поспи немного, а то на работу скоро!
М а р и я (как кошка запрыгнула на горячую печку, почувствовав приятное тепло, с восхищением). Какое чудо печка, как уютно на ней! Я вот думаю, мам, настанет ли, когда-нибудь, конец, нашим мучениям?
М а т р е н а. Это, дочь, одному Богу известно! Что поделаешь, такая жизнь у нас, никому мы не нужны! И за что наши мужики воевали и отдали свои жизни? Они там, на верху от жира бесятся, а народ крыс ест, чтоб их там разорвало! Прости меня, Господи! (Крестится). Да враги у нас в правительстве сидят! Видела я одного, в газете была его фотография, Берия Лаврентий, по его физиономии видно враг он, хоть и пишут о нем хорошо, но я увидела в нем предателя, и сказала своим учителям, что думаю о нем, так они зашикали!
«Тише, никому больше не говорите, а то и вас и нас повяжут!». Ничего, время покажет, кто был прав! А сколько там их таких?
М а р и я. Ничего, мам, на некоторое время у нас есть что поесть!
М а т р е н а. Да, дочь, но с каким трудом и ценой это досталось и что это за еда? Им бы туда на столы нашу еду!
М а р и я. Мам, ты помнишь, как мы жили хорошо до войны?
