С того вечера между нами возникла дружба. Он в шутку стал называть меня мамочкой, прятал по карманам мои сладкие заначки и рассказывал свежие байки из жизни прокуратуры.
Каждый из нас был поглощён своей профессией: жили на работе, спали с ней же. Только я играла в команде КВН, пробуя разные образы на сцене, а Марк заигрывался ими в собственной жизни. Ему прочили блестящую карьеру. Его любили женщины. Его даже уважали враги.
И вдруг, в один из тёплых апрельских дней, прокурорский работник влюбился! Впервые наплевав на работу, взял отпуск, чтобы больше времени проводить с ней – тихой маленькой брюнеткой. Перестав пить, парень похорошел, наел щеки и небольшое брюшко. Походка следака стала медленной, ленивой. Из маленького, паршивого котёнка он вырос в сытого, вальяжного кота. Марк вдруг захотел создать семью, есть наваристые борщи и горячие котлетки с поджаркой…
Увы, любовь плохо отражалась на его работе. Марк уже, как говорится, не рвался в бой – больше времени проводил в кабинете, обложившись толстыми папками. Он уходил со службы пораньше – спешил в свою берлогу на уютный маленький диванчик.
Чем закончился тот роман? Был ли он серьёзным и дотянулся до пышной свадьбы? Или это оказалось очередной мальчишеской игрой? Не знаю. Я уехала примерять новые образы, побоялась упустить свою удачу. А Марк остался как бы на распутье: погрязнуть в пьянстве, гулянках и служебных интригах либо жениться по любви, укрепить тыл семьёй и продолжить успешно начатую карьеру следователя.
С той поры прошло много лет… Где сейчас Марк? Погряз в собственных пороках, выбрав шаткий мостик дурной славы? Или служит прокурором, верша судьбы других людей. Может, протирает штаны в одном из кабинетов, жуя калачи в министерской столовке. Не могу сказать. Надеюсь только, что компас помог ему выбрать правильное направление. Хочу верить, что живёт он в ладах с собственной совестью, честен и справедлив. Остался таким же, каким был в самом начале карьеры. Таким, каким его знала я…
– Это наш маленький Париж, – ухмыльнувшись, сказал водитель пассажирского VOLVO, когда автобус въезжал в таёжный посёлок.
Вот так Париж. Крайняя точка моей творческой географии. Дальше уже дебри тайги. Едва различимые в тумане макушки сибирских сосен звенели, наклоняясь от порывов ветра то вправо, то влево. Красота пейзажа завораживала. Хотелось молчать и слушать.
Очевидно, местные жители так и поступали. Редко впуская посторонних в свой сонный, неспешный мир, они в большинстве своём были молчаливы. Жили на прибыль от сбора орехов, брусники и клюквы. На столе всегда дымилась отварная, рассыпчатая картошечка, хрустела квашеная капуста, приправленная лучком и маслицем. Но самое почётное место здесь отводили чаю. Заваривали его по-особенному. Поэтому напиток был крепким, ароматным и слишком.. горьким. Тем не менее вкусным и необычайно бодрящим…
Устроившись на работу в местный Дом культуры, я уже потирала руки в предвкушении бурной деятельности. Но, попав в атмосферу сонного вязания носков, перемежаемого сплетнями и интригами, уже через неделю бежала к местной телеграфно-телефонной точке. Захлёбываясь слезами, моя тонкая творческая натура жаловалась родителям, что не может творить в таких условиях ничегонеделания…
Через несколько дней мне позвонили из редакции местной газеты и пригласили на работу. Потом выяснилось, что папа, журналист такой же районной газеты, но в пригороде, позвонил «на север» и попросил пристроить чадо, авось что-то получится. Так у меня начались настоящие «армейские» будни.
