– Внучок мой, Колька, этого трехлетка подстрелил по сентябрю. Гляди, краса какая! Потяни-тко из сумы его.
Ника дрожа, потянула мех на себя, и он податливо, гладко пошел, и все длился и длился, будто песец, расставшийся с ним, был огромен, как какой-нибудь мифический Левиафан.
– Баб Варь, – прошептала Ника. – Да разве найдутся деньги за такую красоту!
– Тебе недорого отдам, – вздохнула Варвара. – Десять тыщ давай, и он твой.
Ника уголком сознания понимала, что опять завертел ее безумный вихрь приобретательства, что это неправильно, что дома ждут долги, которые не с чего отдавать, но руки сами полезли вглубь сумки, вынули конверт, отсчитали десятку, сунули конверт обратно, приняли пакет с песцовой шкурой (углом глаза Ника увидела отлично выделанную плоскую мордочку с отлакированным носом), а ноги уже несли на перрон, к тому самому моменту, когда поезд, на котором Ника должна была благополучно добраться в К., вовсю набрал ход и напоследок безжалостно свистнул.
Глава четвертая
Стакан наполовину пуст
Вокруг Ники, потерянно стоявшей на перроне и глядевшей вслед уходящему поезду, как-то сразу образовалось довольно много всякого люда. Люд этот молчаливо рассматривал толстую тетку в расстегнутой куртке, бледную, жалкую, опустившую на землю пакеты, из которых безнадежно выглядывали пирожково-огуречные трофеи. Казалось, люди ждут первой реакции этой неудачницы, опоздавшей на собственный поезд, и оттого, какой будет эта реакция, они и начнут выстраивать свое поведение.
– Песец, – прошептала Ника.
Она прошептала почти это самое слово.
– Какой песец? – опасливо спросила бабка Матрена.
– Полный, – пояснила Ника.
Среди обыденного народа оказался человек в форме.
– Здрасьте, я дежурный по вокзалу, вы только не волнуйтесь.
– А смысл? – подняла на него глаза Ника.
Разве вы не видите, что все рухнуло, спрашивали эти глаза с размазанной тушью; разве непонятно, что жизнь, эта подлая стерва, поманив блеском и пряником (в смысле, пирогом), теперь со сладострастьем садиста хлещет кнутом по Никиной спине и душе?
– Пройдемте в помещение, гражданочка. Вас как зовут?
– Ника. Вероника.
– А по отчеству?
– Валентиновна. Хотя меня можно называть просто дурой.
– Вероника Валентиновна, вы не переживайте. Сейчас посидите, успокоитесь, я дам сигнал на локомотив…
– И что, он вернется за мной?
– Нет, конечно…
– Ага. А когда следующий поезд до К.?
Дежурный замялся.
– Пройдемте в диспетчерскую. Там расписание посмотрим, опять же, сигнал…
Ника поудобнее ухватила ручки пакетов и побрела за дежурным.
– Одно хорошо, – сказала она ему в спину.
– А? – обернулся тот. Был он мужчиной невнятного вида и даже небритость его не украшала. – Чего?
– Хорошо, говорю, что пирогов накупила. В ближайшие сутки-двое с голоду не помру.
Диспетчерская оказалась комнаткой размером с колхозную уборную, но в нее ухитрились-таки втиснуться облупившийся письменный стол, два табурета, титан с горячей водой и алюминиевой кружкой на цепочке. На столе стоял допотопный телефонный аппарат и выключенный компьютер, чью клавиатуру облюбовала довольно-полосатая кошка. Кошка, как ей и положено, спала и на появление людей не отреагировала. Над столом висел портрет Путина, осеняющий президентской дланью пожелтевшие распечатки каких-то бесконечных колонок цифр. Ника поняла, что это и есть расписание поездов.
– Вы разденьтесь, жарко, – посоветовал дежурный. – Вон вода горячая, кофе хотите?
