Но никто не появлялся. И сотник с Пасюком не возвращались, хотя коттедж был невелик, и на поиск дряхлого кацапа времени требовалось немного. Но побратимы не возвращались, и не возвращались, и не возвращались…
И показалось, что безмолвный дом бесследно проглотил бойцов. Были – и не стало.
У Товстуна все чаще возникало желание достать из кармана рацию и выйти на связь с сотником, но Гацкан строго-настрого приказал использовать связь лишь в исключительном случае, и Товстун крепился. Вспоминал, что однажды Олесь до смерти забил задремавшего на посту парубка, и крепился. Но через пятнадцать минут тревога одолела страх, и Товстун решил: еще пять минут, и выходит на связь, а там будь что будет… Теперь он больше смотрел на секундную стрелку часов, чем за окошечко гаража. Светящаяся стрелка наматывала круги нестерпимо медленно, а когда обежала циферблат пять раз, Товстун выждал еще полминуты, затем вытянул из кармана рацию и включил ее. Вернее, попытался включить. Нажал на нужную кнопку, но рация не подала признаков жизни: не загорелся светодиод, из динамика не послышался характерный шорох.
Как ни странно, неприятность даже обрадовала Товстуна: за исправность технического оборудования отвечал не он, а поломка рации – это ЧП, заслуживающее немедленного доклада командиру. Мало ли что, может, наверху что-то пойдет не так и понадобится его помощь, а связь пропала.
За дверью Товстун обнаружил небольшой тамбур и лестницу. Прибора ночного видения у него не было, фонарь он включать не стал, чтобы окончательно не разозлить сотника, поэтому поход на следующий этаж получился неспешным. Поднявшись, Товстун оказался не то в обширной прихожей, не то в небольшом холле, в который вели четыре двери. Одна приоткрыта, за ней вроде бы санузел, по крайней мере смутно белеет нечто, напоминающее сантехнику. Из-под дальней двери выбивается полоска света, слабая-слабая, голубоватая, а значит, источник света, скорее всего, не люстра или торшер, а экран телевизора или монитор компьютера.
Дело отчасти прояснилось. Наверняка у старого хрыча стоит на компьютере аварийный блок питания, как раз на случай отключения электричества. А он, хрыч, был чем-то важным занят, таким, что не оторваться. Может, отвечал на срочное письмо. Или в игрушку резался. Вот и не пошел к электрощиту…
Но куда подевались хлопцы?
Товстун распахнул дверь, ту самую, со слабой полоской света. Прыгнул внутрь, тут же уйдя с линии огня – рефлекс чистой воды, никаких подвохов от старичка он не ждал, и замер, готовый стрелять.
Но цели не оказалось.
Комната действительно освещалась стоящим на столе монитором, однако кресло перед ним пустовало.
«Что за игру затеял старый хрыч? Дописал свое неотложное письмо, отправил и… И что?! Поплелся заниматься другими делами при свете свечки? Даже не полюбопытствовав, отчего вырубилось электричество?»
Слева послышался негромкий звук, хотя Товстун только что осмотрел комнату и никого там не приметил. Он обернулся, увидел старика и выстрелил. Глушитель превратил грохот в тихий хлопок.
«Вот и все!»
Лишь после этого Товстун разглядел противника. Божьим одуванчиком тот ни в коей мере не выглядел – ростом и размахом плеч не уступал, пожалуй, Пасюку, хлопцу на редкость габаритному, но белоснежно-седая шевелюра и глубокие морщины, изрезавшие лицо, не позволяли усомниться в том, что в углу комнаты находился объект ликвидации.
