– Готово, – возвестил Асуза и всмотрелся в главный окуляр прицела. Всего окуляров было два: первый, основной, служил для выцеливания почти сколь угодно малых мишеней, другой позволял вести параллельное наблюдение. Устройство разрабатывали для цэрэушных спецназовцев, привыкших все вопросы решать коллегиально.
– Но там сегодня тесновато, я скажу. Трудно будет хорошую мишень выцепить.
Милч отогнал Асузу от окуляра и осклабился:
– Наверно, – пробасил он, – не стану я сегодня ждать сероплащников, просто выцелю первую попавшуюся мишень, какая приглянется.
Он уже основательно накачался, но алкоголь, в свой черед, служил лишь буфером для других веществ, которые Милч по мере приближения урочного часа неспешно, растягивая удовольствие, вводил себе для лучшей концентрации; в обычных условиях они бы его уже прикончили, ну или по крайней мере обездвижили.
Наблюдая за его эрратическими движениями, Асуза размышлял, что в Крысином Городе мало вещей более омерзительных, чем алкоголь. Он-то сам предпочитал каинин в умеренных дозах; как и другие продукты потайных лабораторий доброго доктора Бетрича где-то в Голливудских холмах: это вещество побочных физических эффектов не имело, и его чисто психическое, почти духовное, воздействие ничем не маскировалось. «Но сегодня, – сказал себе Асуза (его рука почти бессознательно потянулась к внутреннему карману куртки), – ничего такого; звезда вечера может себе это позволить, аудитория тоже, а вот агент, на которого возложена обязанность убирать за ними дерьмо, – ни в коем случае».
С другого конца крыши донеслись звуки сильной рвоты. Для малыша Морриса, навьюченного, как ишак, эти шестьдесят с лишним этажей вкупе с непривычным алкоголем оказались не по зубам.
– Похоже, не слишком он пригоден к нашей тяжкой работе на дело революции, – сказал Асуза.
Милч пренебрежительно хмыкнул:
– Ну и отошли его к Страстотерпице.
Из мрака выскользнула Патти Ф. с нетронутой пластиковой фляжкой, на сей раз полной – вытащила из поклажи Морриса. Новая подружка Милча и, следовательно, неформальная хозяйка вечеринки. Она поставила фляжку на поручень и остановилась рядом с ним. Лицо ее, по мнению Асузы, выражало меньше, чем коровья морда.
– Хошь глянуть? – Милч предложил ей место у второго окуляра. Вместе они сфокусировали прицел на ярко освещенной улице далеко внизу. Не отнимая глаз от окуляра, Милч сгреб фляжку, отхлебнул из нее, поставил на место и неуклюже принялся поглаживать Патти по талии. Асузе было известно, что у него такая прелюдия. Позже, когда Милч сочтет себя готовым, он пробежится пальцами и по другим возбуждающим его местам.
– Присмотрела себе кого-нибудь? – спросил Милч, поворачивая селекторные диски.
– О да-а, вон красавчик, я бы его, или вот этого, или…
Асуза посмотрел вдаль над их головами, в сторону Интерфейса. С такого расстояния тот напоминал червя или змея, наполненного медленно разгорающимся светом и подвешенного близ края пустых полуразрушенных улиц и зданий, составлявшего, за вычетом уже полностью разрушенного трущобного района, Лос-Анджелес. Змей. Интересная метафора, подумал он, ведь, вопреки неизбежному функциональному цинизму, вечеринка имела и квазимистическое обоснование. Откуда-то из тьмы раздался слабый гортанный звук. Это храпел в отключке малыш Моррис. Асуза пошел на звук.
– Всего лишь счастливая шайка убийц, – сказал он темноте, отстегивая от лежащей пластом фигуры Морриса небольшой переносной телевизор и подключая его к одной из вездесущих розеток кабельной сети – живой нервной системы лос-анджелесского трупа. «Благословен будь Джон Мокс, – подумал он, – и его раздутое до размеров округа Ориндж эго – протянуть кабельное телевидение в трущобы даже вопреки тому, что шансы заполучить там новообращенных в свою секту были ничтожно малы». Он включил телевизор, и трапециевидный участок крыши озарился мягким серым сиянием.
