Он подошёл к лежащему на полу узнику и пнул его мыском сапога. Но арестант не пошевелился. Купо склонился над ним и проворчал:
– Тьфу ты, мерзость! У него и впрямь вся рожа в пене. От одного вида сблюёшь.
– Так он и вправду помер? – стиснув руки, пролепетал Доминик.
– Погоди, надо проверить, дышит ли этот проныра.
Купо встал на колено и приложил ухо к груди Эдмона. Тотчас руки узника сомкнулись на его горле. Руссо, приоткрыв рот, смотрел, как пальцы его соседа впиваются в шею несчастного, словно железные клещи. Напрасно Купо пытался освободиться, глаза его закатились, тело задёргалось, изо рта послышалось сипение. Двух минут не прошло, как хромой скинул с себя обмякшее тело и выплюнул в ладонь обмылок.
– Вот и славно. Теперь шевелись, малец.
Пока Полторы Ноги прилаживал свою деревяшку, Руссо, поливаясь по́том и скрипя зубами от напряжения, оттащил тело охранника в угол. Эдмон обрядил его в свой камзол и нахлобучил шляпу. Кое-как натянув мундир, он выглянул в коридор и кивнул:
– А теперь дай мне опереться на твоё плечо, чтобы моя хромота не бросалась в глаза.
Обмирая со страху, Доминик вышел со спутником, отчаянно молясь, чтобы поход окончился благополучно. Действительно, они спокойно прошли больше половины пути, как внезапно их окликнул гвардеец, что дремал привалившись к стене.
– Эй, Купо, куда ты потащил щенка?
– Хочу отделать мерзавца как следует, – приглушённо произнёс Эдмон, хватая Доминика за ухо. – Такой пакостник этот мальчишка, воет и воет, словно волк на луну. Ничего, получит пару плетей и вмиг заснёт.
– Охота тебе волочь его куда-то? Мог бы двинуть ему по роже прямо в камере.
– Ничего, разомнусь немного, а то в сон клонит.
– А Полторы Ноги?
– Этот скот умудрился заснуть. Кажется, он здорово пьян.
За время беседы Руссо едва не поседел, и только когда беглецы двинулись дальше, он буркнул, что Эдмон едва не оторвал ему ухо.
– Небольшой урон за спасение, соплячок, – хмыкнул Полторы Ноги.
Эдмон и впрямь прекрасно знал Шатле. Теперь Доминик понял, почему его сосед обрадовался расположению камеры. Она была единственной, от которой можно было нырнуть в узкий проход, что шёл параллельно основному коридору. Полторы Ноги, прихрамывая, уверенно двигался вперёд в тоннеле, больше похожем на лабиринт. Пару раз беглецам пришлось замирать в нишах и томительно дожидаться, пока стихнут шаги охранников. Наконец спутники очутились в тесной каморке, под потолком которой было полукруглое оконце, не забранное решёткой. Эдмон подсадил мальчика, и тот рыбкой выбрался наружу.
Его чумазое лицо с волнением мелькнуло в окне:
– Видишь валун чуть левее окна?
– Да.
– Под ним славная верёвка. Опустишь один конец сюда, второй накрепко привяжи к кривому платану.
Доминик расторопно выполнил поручение и вскоре – хотя и с трудом из-за крупного сложения – на свободе оказался Полторы Ноги.
Когда рассвет занимался над городом, беглецы торопливо, насколько возможно при хромоте Эдмона, двинулись прочь. И хотя всё тело Руссо ныло от напряжения и усталости, мальчик был счастлив и уважительно поглядывал на спутника.
– Ну вот, соплячок, теперь я направлюсь в провинцию, а ты можешь отправляться на все четыре стороны, – заявил Полторы Ноги.
– Позвольте мне проехать с вами хотя бы половину пути, господин. Не стоит мне оставаться в городе.
– Ясное дело. Ещё чего доброго опять попадёшься и выложишь, как мы выбрались. Но мне неохота таскать тебя за собой. Так и быть, довезу тебя до предместья и проваливай.
