– Если серьезно, – сказала Беатрис, которая была не только самой красивой девочкой класса, но еще и первой ученицей по математике, гимнастике, прыжкам через скакалку и во всем прочем, – то мне как бы кажется, что нам надо создать собственный хор. И тогда на будущий год мы примем участие в конкурсе.
И как и всегда, девочки дружно закивали в ответ на предложение Беатрис. Все, кроме Лисе, – ей и без того оказали великую честь, позволив присесть на самом краю скамейки.
Беатрис отбросила прядь длинных светлых волос и занялась изучением свежего маникюра на ногтях:
– Я как бы совершенно уверена, что мы выиграем. Я считаю, что как бы достаточно посмотреть на нас. Мы как бы излучаем очарование и внутреннюю красоту, и все такое.
Лисе закатила глаза к небу, но никто из девочек не заметил этого. А если бы заметил, то вряд ли одобрил.
– Но как бы нам этот хор организовать, Беатрис? – спросила одна девочка.
– Это очень легко, – заявила Беатрис. – Нам не хватает всего-навсего как бы дирижера.
– Но как бы его найти?
И тут вдруг откуда-то сверху раздался крик:
– Дирижера?!
В ту же секунду прямо перед ними что-то мягко приземлилось на две пары башмаков двадцать восьмого размера. Среди веснушек сияли глаза. На голове красовалась огромная оранжевая шапка.
– Прекрасно, я возьмусь за эту работу!
– Откуда ты такой как бы взялся? – спросила Беатрис.
– С полки для шляп, – ответил Булле, смял обертку от завтрака и бросил, так что она пролетела по изящной дуге прямо в мусорную корзину рядом с Лисе. – Когда начинать?
Беатрис закатила глаза:
– Нам как бы предлагают обзавестись рыжим карликом в роли дирижера?
Остальные девочки захихикали.
– И кто тогда за нас проголосует? – прошептала одна из них.
– Будут только смеяться, – прошептала другая.
– Это не очень актуально, малыш, – сказала Беатрис.
– Мое предложение действительно еще пять секунд, – заявил Булле. – Четыре, три… Ну, что скажете?
Ответом было единодушное «НЕ-ЕТ!».
– Ну что же, – сказал Булле. – Но не просите дать вам еще один шанс, когда мы победим через год.
– Мы? – спросила Беатрис.
– Да-с, – ответил Булле.
– Кто эти «мы»?
– Лисе – сопрано, и я – тенор.
Девочки разразились истерическим хохотом, а Лисе растерялась.
– Булле… – начала она.
– А название у вас есть? – фыркнула Беатрис.
– Ясное дело. – Булле стал выписывать в воздухе буквы, произнося название медленно и преувеличенно отчетливо: – «Совершенно Гармоничный и Очень Смешанный Хор Булле».
– Ха-ха, – насмешливо сказала Беатрис. – У вас как бы хор из двух певцов? А у Халлвара Теноресена их не меньше тридцати.
– Кто сказал, что у нас два певца? – возмутился Булле. – У нас их больше.
– И как бы кто еще?
– Н-ну, доктор Проктор – баритон, – начал Булле и закрыл один глаз, считая на пальцах, словно запомнить всех было невероятно трудно. – И… среди альтов у нас есть его возлюбленная Жюльет Маргарин. И еще Перри, у него самый высокий дискант.
– А Перри это как бы кто?
– Это семиногий перувианский паук-упырь. Его верхние ноты такие высокие, что немузыкальный человек вообще не воспринимает их. Но голос очень красивый.
– Фи, – сказала Беатрис. – Ты как бы выдумываешь все это, как обычно, Булле. Все знают, что нет в природе никаких семиногих перу… перу…
– Ах нет? – сказал Булле. – Тогда поздоровайся… – он сорвал с себя оранжевую шапку, – с Перри!
Девочки вскрикнули. Некоторые уронили недоеденные бутерброды на пол. На голове у Булле действительно сидел черный кривоногий паук. Правда, его вид не был особо перувианским и не выдавал особой кровожадности или стремления петь, но это был, несомненно, паук. И если сосчитать, то да, у него было семь ног.
