– Что будет со мной, Петрович? – перебил Андрей. – Для меня-то это первая загранкомандировка, и только не говори, что она же станет последней!
Петрович вздохнул, опустил глаза.
– Возможно, придется посидеть в управе лет пять, – мрачным тоном предположил он. – Может, дольше.
– Твою мать! – выдохнул Андрей. Он откинулся на жесткой спинке, натянув провод гарнитуры. – Да этот ниггер даже не угрожал мне! Своим оружием в морду не тыкал, мое – не отбирал! Мы ехали в «сварку», а не в какой-то лагерь боевиков!
Петрович взглянул на Волошина с бессилием человека, неспособного помочь тяжелобольному.
– Слушай, мне самому хреново. Это ж я тебя к «пиджакам» направил, черт их всех раздери… Ты знаешь правила: засветился – садишься за стол. Но с нынешним министром чего угодно можно ждать. Вон он как спецназы урезает. Может, через месяц и всё ГРУ в мебельную фабрику перепрофилируют.
– Ты это к чему, Петрович? – устало поморщился Андрей.
– Да к тому, что вся ситуация вилами по воде писана. Никто не знает, каким окажется итоговое решение руководства. По-моему, старые правила отживают свое. Так что не вешай нос, гардемарин. Авось обойдется.
Андрея слова начальника нисколько не приободрили. Не любил он исконно русское «авось», предпочитая полагаться на ум и психологическую выносливость.
Волошин отвернулся от экрана. На стене помещения, поверх стойки с аппаратурой, висел плакат с Джессикой Альбой в малинового цвета бикини. Андрей выбор плаката одобрил: Джессика Альба ему нравилась. Красивая женщина. И почему провалилась «Фантастическая четверка»?..
– В любом случае не драматизируй, – звучал в наушниках голос Петровича, принесенный с другого континента. – Тебе здоровье поправлять надо. А на службу выйдешь – там и ситуация прояснится.
– Ладно, уговорил, – бесцветным голосом поддакнул Андрей. – Продолжу наедать бока и отсыпаться на жизнь вперед.
– Вот это правильное решение, бегунок. В голодный год бока спасут.
– Спасибо, что позвонил.
– Жаль только, что с плохими новостями. Но ты не раскисай, боец. Твоя история только начинается.
Петрович показал поднятый вверх большой палец и отключился. Когда изображение пропало с экрана, Андрей бросил гарнитуру рядом с клавиатурой терминала. Плечи его заметно просели, а сам шифровальщик почувствовал себя старым, уставшим неудачником, которому жизнь казалась слишком затянутым мероприятием.
Пять лет просидеть в Управлении – да, как же! Волошин знал правила: если тебя хоть раз скомпрометировали на территории неважно какой страны, неважно какого континента – это финиш, мальчик. Сидеть тебе в кабинетах до самой пенсии, а по загранкомандировкам будет мотаться кто-то другой. Петрович знал это. Но Андрей видел, что нравится командиру и тот просто не хочет огорчать молодого подопечного.
Лейтенант стремительно погружался в болото уныния. То, ради чего он пошел в разведку – командировки в дальние страны, тайные операции, – всё это только что помахало ручкой. Скоро в личном деле появится отметка о запрете выезда из России, и единственное, с чем он будет иметь дело в ближайшие двадцать лет, – бесконечные шифры в тесной неприметной каморке.
На сей раз быстро собрать волю в кулак не получилось, и оставшиеся три дня госпитализации Андрей посвятил жалости к себе и размышлениям о будущем. Размышлизмы получались довольно-таки мрачными. Был ли резон оставаться в разведке? И чем заняться на гражданке, если уйти прямо сейчас, в период смуты, охватившей Вооруженные силы?
