Каждый тест хорошим результатом придавал ей сил. Каждый диагноз врача, где фигурировали выражения: «всё в порядке», «беременность протекает хорошо» словно бы добавлял ей год жизни.
Дикая ирония скрывалась для неё в совсем недалёком будущем. Во многом именно то, что она переехала в клинику, постоянно проходила тесты и сдавала анализы, поставило крест на её второй беременности.
Золотистый стафилококк обосновался у неё в кишечнике. В прочих условиях организм, возможно, справился бы с ним, но иммунитет у неё был введён в полусонное состояние из-за стерильности в клинике. В итоге однажды её тошнило почти целый день. Срок у неё был восемнадцать недель. Что плохо в золотистом стафилококке – он устойчив к лечению антибиотиками. Для него подходят только одни из самых сильных. А они, в свою очередь, пагубно влияют на плод.
Аня, поначалу отнекивалась. Она настаивала на том, чтобы ей прописали положенную для беременных дозу антибиотиков, просто сбить тошноту. Потом она бы дотянула ещё несколько недель, чтобы ребёнок мог родиться шестимесячным при искусственных родах, а затем его растили в инкубаторе. Её отговаривали все. Мало того, что была велика вероятность смерти для неё, так ещё и ребёнок мог бы родиться с пороками развития. Она продолжала стоять на своём.
Положение смог поправить только Роман.
– Я хочу родить тебе ребёнка. Я так хочу подарить его тебе! Если бы ты только понимал это!.. – постоянно повторяла она похожие фразы во время их разговоров. Блеск в глазах сменила блёклая пелена.
Он в итоге сказал ей, перед тем, как уйти домой:
– Ты хочешь оставить меня одного, без жены, и с больным ребёнком на руках. Но я на такое не подпишусь.
Роман не сказал, что не хочет этого ребёнка. Он не сказал, что при таком раскладе он не будет его любить. Он не сказал о том, что велика вероятность того, что ребёнка он просто сдаст в приют, а сам неизвестно как поступит – может, найдёт себе новую стерильную жену, а может, просто сопьётся. Он не знал, догадалась ли Аня об этих его мыслях, которые всё же присутствовали контекстом в его ответе. Роман просто ушёл и оставил её с этим.
Через два дня её начало так тошнить, что наступили преждевременные роды. Ребёнка спасти не удалось.
4
После второй потери Аня впала в глубокую депрессию. Почти клиническую, но лечиться она не хотела просто потому, что вообще ничего не хотела. Прежде они с Романом часто гуляли вместе – теперь же она выходила из дома только в магазин. И то нечасто – чаще закупался Роман. Раньше Аня любила готовить. Она отходила от простой деревенской еды и переключалась на более изысканные и сложные в приготовлении блюда. Ане нравилось выискать рецепт, приготовить его один раз, а в следующий что-то в нём улучшить. Теперь практически всё, что она готовила – это полуфабрикаты. Аня себя за это ругала и часто извинялась перед Романом, но пересилить и заставить сделать что-то сложнее яичницы или замороженной пиццы не могла.
Он не винил её. Наоборот – Роман, будучи врачом и гинекологом, отчасти понимал Аню. Он сталкивался по работе с бесплодием, плохим здоровьем матери, гибелью ребёнка до срока и прочим. Естественно, когда такое происходит с тобой – это не то же самое. Однако он, конечно, не чувствовал того же, что и она. Связь ребёнка и отца устанавливается после рождения. Но Роман словно не ощущал, будто он потерял что-то настолько важное, насколько это было важно для Ани. И вот уже из-за этого он обвинял себя в чёрствости. Словно бы его ребёнка потеряла не его жена, а всего лишь пациентка. Из-за этого чувства он не мог заставить себя что-то предпринять для Ани. Вот и сложился порочный круг – она жалела Романа, из-за того, что ему досталась никудышная жена, которая не может родить ему сына. А он жалел Аню из-за того, что ей в мужья достался бесчувственный сухарь, который не может себя взять в руки, ни её заставить собраться с силами, чтобы жить дальше.
