– Что читаешь, папа?
– Вот, Дима Китаев порекомендовал. Некто Снегирёв, московский автор, из современных. Знаешь такого?
– Не-а. Хорошо пишет?
– Не на мой вкус, но тебе должно понравиться.
Откуда ему знать, что мне нравится, а что нет?
– Я почти дочитал, возьми потом, если захочешь. Кир, а что с твоей девочкой? Варя, да? Она за весь день всего раз или два с чердака высунулась.
– Всё в порядке, папа, просто стесняется. В подъездах ремонт затеяли, Варюха краской надышалась, ей стали сниться кошмары. Мы вернёмся к себе через несколько дней.
Отец грустно посмотрел на меня поверх очков, должно быть, понял, что я вру, но с несвойственной ему тактичностью от дальнейших расспросов воздержался.
– Галка! – крикнул он в дом. – Что там с ужином, солнце моё?
– Минут десять, Алик, – ответила с кухни Галя. – Кирилл, зови Варю, и тоже приходите. Голодные небось?
После ужина мы с Варькой сидим на огромной кровати на чердаке. У отца часто бывают гости, много лет назад он нашёл-таки время и превратил сумрачный чердак с летучими мышами в уютную комнату с отдельным входом.
– Барби, мне нужна твоя помощь.
– В чём, Кир? В твоей системной аналитике?
Что я ей скажу? Что, по моим предположениям, помесь грибницы с нейронной сетью распространилась по дому, по городу, лезет в мозги спящих людей, калечит их, убивает?
– Нет. Хотя, пожалуй, да. Давай проведём ещё одну ночь на Пятницкой.
– Кирюша, пожалуйста, не надо.
– Ты единственная, к кому я могу обратиться. Всё сложно, так сразу не объяснишь. Не только тебе снились кошмары этой ночью. От них не просто просыпаются среди ночи, от них умирают. Я понял, что происходит, теперь нужен проводник из тех, кто видел сны. Прошу тебя, Варька.
– Я не смогу.
* * *
Варя долго ворочается, не может уснуть. Мы поменялись местами; раньше она спала у стенки, а я с краю, поэтому грибница сначала добралась до неё. Возможно, поэтому.
– Страшно, Кир. Вдруг я опять попаду в стену и уже не смогу выйти?
– Попадешь, очень надеюсь, что попадёшь. Я войду следом и тут же отпущу тебя, ты проснёшься. Всё будет хорошо, – соврал я. – Засыпай, Барби.
Ничего хорошего. Грибница снова потащит её к невидимой цели, я пойду (поползу, побегу, полечу) за ней. Дальше – по ситуации. Уснуть и видеть сны.
Нет света, цвета, звуков, запахов, лишь чудовищная теснота. Так, наверное, чувствует себя младенец, мучительно пытаясь покинуть лоно матери. Бесконечно далеко впереди ускользает от меня Варя. Я тоже двигаюсь, но против своей воли, словно кровь по капиллярам. Меня протягивает сквозь нити, по крупинке, как о наждачную бумагу, стирается память. Чувствую движение, могу отличать «здесь» от «там». Иногда давление чуть ослабевает – видимо, развилка или перекрёсток. Делаю отметки на воображаемой карте.
Прошло несколько часов, дней, недель – время исчезло, есть только бесконечный полёт и Варя далеко впереди. Что есть силы думаю её имя. Не сразу, но она отвечает.
– Кир, где ты?
– За тобой, не могу догнать тебя. Остановись.
– Как?
– Думай моё имя, держись, цепляйся за него.
– Хорошо, Кирюша.
Я попробовал двигаться быстрее. Получилось. Ещё быстрее, ещё. Голос Вари как маяк в темноте. Приближаюсь – он всё отчётливее. Вдруг мы столкнулись и проснулись.
Точнее, я проснулся, а Барби сидит на кровати в забытьи, смотрит сквозь меня. Бледнеет на востоке сиреневое небо, набирает свой цвет заря. Скоро рассвет.
* * *
Мы приехали на Казанскую, отца не было дома, Галя возилась в саду. Хорошо, никому ничего не надо объяснять – Варя ходит, если её вести, ест, если кормить, но не разговаривает и смотрит в никуда, в невидимую точку в пространстве.
