Ранним утром Ратмир с Теодором подошли к пшеничному полю. Они шли осторожно, стараясь не повредить и так редкие, побитые засушливой погодой колосья. В синем небе высоко над ними летал сокол-пустельга, а в негустой траве звонко чирикали полевые воробьи.
– Вспоминай, Теодор, где находится это место, – сказал Ратмир, внимательно глядя по сторонам.
– Да уж, так сразу и не вспомнишь, – почесал вихрастый затылок мальчишка. – Поле-то вон какое огромное.
– Теодор, если ты не хочешь мне помочь, то возвращайся к своей матери, – спокойно произнёс Ратмир. – Я справлюсь и без тебя. Но только потом не подходи ко мне ни с какими своими бедами.
– Прости, дяденька Ратмир, это я спросонья, – спохватился Теодорка. – Всё-всё, я внимательно ищу.
Мальчишка, крутя головой во все стороны, пошёл дальше по пшеничному полю. Неподалёку от него зашагал Ратмир.
– Ой, вот-вот, нашёл, дяденька Ратмир! – звонко закричал Теодорка.
– Всё, стой там и замри! – крикнул ему в ответ Ратмир, и стал медленно приближаться, внимательно рассматривая землю у себя под ногами.
Иногда он присаживался на корточки, что-то разглядывал там, и тогда пшеничные колосья почти полностью скрывали его из виду. Наконец он подошёл совсем близко к тому месту, где стоял Теодорка. Хорошо было видно, что место это притоптано. Изломанные пшеничные колосья торчали острыми концами вверх. Ратмир опять присел на корточки и стал внимательно разглядывать место потравы, иногда рукой придерживая ломкие стебли. Теодорка стоял, не шелохнувшись, держа руки по швам и не сводя глаз со скомороха.
– Странно, странно, – пробормотал Ратмир, уже стоя в центре примятой пшеницы и оглядывая всё вокруг. Он расширил зону поиска, раздвинув руками пшеничные волны. Внезапно скоморох замер и с отвращением уставился на что-то.
– Что ты там нашёл, дяденька Ратмир? – приподнялся на цыпочки Теодорка, пытаясь разглядеть то, на что так смотрел скоморох.
– Да иди, глянь. Уже можно ходить. Я тут почти всё посмотрел, – махнул ему рукой Ратмир.
– Ой, бедненькая! Кто же её так?! – воскликнул Теодорка, увидев средь поломанных пшеничных стеблей отрубленную оскалившуюся собачью голову.
Ратмир ногой откинул собачью голову и внимательно рассмотрел её.
– Ну, всё, пойдём, Теодорка. Думаю, что больше нам тут искать нечего, – сказал он, направляясь в сторону раскинувшегося поодаль боярского подворья.
– Ой, а можно я её прикопаю? – жалостливо попросил Теодорка. – А то страсть как жалко собачку. Узнать бы кто этот изверг – сам бы отрубил бы ему бошку!
– Давай быстрее, Теодор! Мне уже нужно быть во дворе, – нетерпеливо отозвался Ратмир. Он, нахмурившись, уставился на то, как мальчишка, пыхтя от напряжения, с помощью палки стал рыть твёрдую, как камень, землю. Потом этой же палкой скинул туда собачью голову, накидал сверху земли и ногой слегка притоптал сверху.
– Всё, дяденька Ратмир, теперь можем бежать ко двору. Хоть похоронил по-человечески собачку. А вот только туловище-то её где? – запыхавшись на ходу, спросил он у широко шагавшего впереди Ратмира.
– Думаю, что далеко отсюда, – озабоченно ответил тот, размышляя о чём-то своём.
– Как это может быть? Туловище где-то далеко, а голова здесь? – вытаращил глаза Теодорка.
