– Ешь дерьмо, Адольф! – взбунтовался я и получил ожог правой ягодицы. Кто-то из них отвесил мне отжиг кончиками пальцев. Навесил пиявку. Вышло профессионально. – Ой!
– Ага! Заткни хлеборезку, а то хуже будет. – Дима дёрнул меня за скрученные запястья и поставил болевым синдромом, в мгновение ока въевшейся проволокой в мою тонкую кожу, на ноги.
Денис подошёл ко мне вплотную, вдавил лоб в лоб и, пристально вглядываясь в размытые зелёные пятна зрачков, прокаркал:
– Комната пыток ждёт вас, мои друзья-недруги. Передвижной вагончик правды Третьего Рейха близко.
Вагончик-теплушка был для меня чем-то новым. Я пропустил пару посиделок на стройке, – болел ОРЗ, – и за это время ребята нашли новый штаб для допросов с пристрастием. Если раньше мы просто валили врагов на землю или тащили в такие, похожие на детские коляски без колёс полузакрытые прямоугольные коробки, где раньше рабочие месили цементный раствор, то теперь меня и Башковитого отволокли за забор, туда, где стоял настоящий вагончик на резиновых скатах. На окнах решётки, из крыши торчит жестяной грибок трубы печки, лесенка, дверь, а на ней замок. Как же они нас туда впихнут? Дверь-то строители, когда уходили, наверняка закрыли.
Правильно, дверь никто не вскрывал. Не то чтобы не хотели, просто справляться с амбарными замками ещё не научились. Зато ребятам удалось проникнуть в вагончик через окно, выходящее на стройку. Решётка держалась на соплях и служила бутафорией защиты. Её сняли, а окно разбили. Первым в теплушку по приставной лесенке залез Денис: остальные «немцы» нас по очереди толкали вперёд, подпирая в спину. Денис нас принял и усадил: меня – на диван, а Башку – на стул. Это означало, что первым издеваться начнут над ним.
Все в сборе. Я с интересом оглядываюсь по сторонам. Липкий стол с тумбой ящиков, на нём электрический чайник, посуда – вилки, ложки, миски – всё сальное. Под ногами хрустит стекло, везде валяются бутылки (в наше время настоящее богатство: на три сданные бутылки можно в кино было сходить), у двери, в правом углу стоит шкаф, около него свалены в кучу рабочие спецовки, блестят инструменты. Электричества нет, так что попытки Елисея терзать чёрный рычажок выключателя лампочки, висящей под зелёным абажуром из плотной бумажки, ни к чему не приводят.
Вовочку начинают пытать. В ход идут щипки. Елисей и Дима его щекочут, а Квадрат щиплет за ляжки. Ему это ужасно нравится, он сосредоточенно сопит и строит рожу потного извращенца. Денис пока не участвует, присматривается. И его подручные знают – он выбирает момент, чтобы отдать приказ усилить натиск. Вовочка держится, хихикает и тут же вскрикивает, когда Квадрат слишком уж увлекается щипками.
– Говори, где прячется ваш отряд? – допрашивает Денис. – Где ваша взрывчатка? Назови адреса явок?
Вовочка молчит. Он и не знает никаких конкретных мест, но пытка кончается, как только он начинает говорить, выдумывать адреса явок и прочее.
Еврей ограничивался лёгкими, но болезненными, знаю по себе, ударами костяшек кулаков по чувствительным точкам плеч Башковитого.
– Чики-чики, – тихо, будто рассуждая сам с собой, говорит Денис. Мне даже чудятся в его голосе вопросительные интонации.
Парни заревели и все одновременно потянули руки к причинному месту Вовочки. Продержался он недолго: с криками – "Аяй, яяй! Всё скажу!", – Башка раскололся. Его опережающие наши средние темпы процессы взросления здесь сыграли против него. Ребятки нацисты без труда отыскали его яйки, сжали, стянули, стали тянуть к себе и тормошить. Не так чтобы по-настоящему, но весьма чувствительно. Пока Вовочка не успел начать сдавать партизан, Еврей успел разок дёрнуть дополнительно, в призовую, его девственный шланг.
