– Дай ещё спичку.
Я сую руку в свой коробок и тут Антон крича – "Ай!", – отскакивает в сторону. Понять я так ничего и не успел, всё произошло в долю секунды. «Коробок-моя рука-его вскрик» и хлопок.
Мне обожгло пальцы, ноготь на указательном пальце опалило, а на подушечке среднего вздулся здоровенный жёлтый волдырь. Этот придурок Антон дунул на фитиль петарды и тот загорелся, он испугался и бросил петарду, а та, удачно так, залетела прямо в мой коробок, упав на спички и под мои ищущие пальцы. Рвануло, весь запас спичек воспламенился, а я чуть не обгадился. Не столько было больно, сколько неожиданно. Надо же быть таким неловким. Андрюша заржал, как конь, а неуклюжий Антон принялся извиняться.
Резюмируя моё первое знакомство с дворовой жизнью, скажу – ЗАШИБИСЬ! Короче Антон, по фамилии Шавырин, стал моим другом. А странненький Андрюша оказался местным лохом-изгоем, с которым никто из серьёзных пацанов не водился. Так что больше мне с ним играть в концлагерь жуков больше не пришлось. Но это всё потешные цветочки, радиоактивные ягодки мутанты ждали меня впереди.
В ту первую мою московскую осень мы очень сблизились с Тошей, на какое-то время стали дружками «не разлей вода». Мы так сдружились, что, как-то гуляя во дворе, когда мы были один, и других ребят поблизости не околачивалось, я предложил ему побрататься. Он вначале не понял, тогда я подробно объяснил в чём смысл ритуала древних викингов. Сам я об этом где-то прочёл, а скорее видел в кино. Тоша подумал, подумал и согласился. Ему тоже было одиноко на новом месте, он хотел общаться и не хотел превращаться в беззащитного мальчика для битья, новенького, которого каждый считал своим долгом пнуть, прописать.
Мы пришли ко мне домой. Мама куда-то ушла по своим делам; мы могли наслаждаться безнаказанной свободой. Творили, что хотели. Для ритуала я всё приготовил на кухонном столе – нож, чашку, достал открытую бутылку Кагора. Для начала я тщательно вымыл кухонный нож. Тоша следил за мной настороженно, от него исходили нарастающие волны липкой парниковой паники. Он боялся. Ничего удивительного, у меня самого всё внутри сжималось. Крутило кишки, хотелось кашлять. Покончив с ножом, я налил в чашку (зелёная с золотом чашка из пропавшего при переезде сервиза, моя любимая) немного, на два пальца, вина, чтобы было незаметно, что вина стало меньше. Бутылку сразу закупорил и поставил под стол, туда, где она и стояла. Не хотел, чтобы нас моя мама застукала за якобы распитием алкоголя. Вернулся к ножу, подошёл к Тоше. Он смотрел, словно зачарованный, на широкое стальное лезвие, а когда я попросил его протянуть мне руку, сказал:
– Слушай, давай потом.
– Испугался?
– Я? Ничего подобного.
– Тогда давай сейчас. Чего тянуть?
– Не нравится мне что-то твой нож. Ты можешь неправильно всё сделать.
– Ты сам можешь.
– Самому неудобно.
– Тошка, хватит заливать. Сделаем так: я первый себе сделаю, а за мной ты. Согласен?
Тоша насупился. Ему очень не хотелось, чтобы к его коже прикасались разные непонятные острые враждебные его здоровью предметы, но и отказать мне, на тот момент единственному своему другу, он не мог, чтобы не упасть в моих глазах.
– Хорошо, ты первый.
Я выбрал для пореза большой палец на левой руке, поднёс его к подушечки нож, замер. Ну, прям, не могу полоснуть по пальцу и всё. Покраснел от натуги, давлю всей пятернёй на пластмассовую ручку, а нож ни с места. Погано. Вот и Тоша уже готов улыбнуться, тело его потеряло напряжённость, мускулы лица расслабились, сейчас он что-нибудь обидное мне скажет. Это-то ощущение предчувствия слов порицания, оформленных в обёртку глумления, меня и подвигли к действиям. Раз я не сумел себя полоснуть сразу один резким движением «чик и готово», пришлось менять тактику на ходу. Я спокойно, без натужного рывка в герои, приложил лезвие ножа к пальцу, слегка надавил, зажмурился и стал пилить. Туда-сюда, сюда-туда. Четырёх возвратно-поступательных движений хватило, чтобы мою плоть обожгло. Открыв глаза, увидел – из пальца течёт кровь. Медленно сочится, набухая одной единственной большой алой каплей. Положив нож на стол, я поспешил схватить чашку с Кагором, стряхнув в неё каплю. Кровь растеклась по поверхности вина плёнкой, как бензин по воде. Сходство с нефтепродуктами долго не продержалось: кровь растворилась в вине.
