В конце пятидесятых Динэре стало известно, что ее арестованный в тридцать седьмом отец (военврач, партиец) был этапирован в Воркутлаг, отправлен на работы в угольную шахту и там через четыре года погиб под рухнувшей кровлей забоя. Еще через тридцать с лишним лет будут опубликованы документы, удостоверяющие, что на самом деле шахта вместе с находившимися в ней заключенными была затоплена в октябре сорок первого года, когда немцы подошли к Москве.
…Часть Бестужевской улицы, идущая на запад, к своему началу, настолько длинна, что мало-помалу успевает вернуться в состояние проселочной дороги, поросшей кустарником с одной стороны и отгороженной забором с другой. Возле этой проселочной части значительно высится квадрат серого, с бойницами узких окон, корпуса без опознавательных знаков: космическо-оборонный «ящик». В нем тоже работают родители кое-кого из тех, кто сидит в автобусе, остановившемся на светофоре. Началом улицы является тупик: намертво закрытые ворота, за которыми неизвестно что.
Нетями можно назвать весь район в радиусе нескольких километров от той точки, где находится сейчас автобус с надписью «Дети». С «большой землей» местность, в которой они живут, связана двумя медленными трамваями (пути разбиты) и двумя медленными автобусами (кружат). До ближайшей станции метро «Площадь Ленина» около получаса езды. Еще дольше будет до той, пока безымянной, а в последствии получившей название «Площадь Мужества», на строительство которой везут сейчас десятый «В». Но у всех есть надежда (несбывшаяся), что «ветку протянут» когда-нибудь и в их район.
Автобус минует трамвайное кольцо возле больницы Мечникова, проезжает по мосту над железнодорожными путями и покидает пределы привычной детям ойкумены. Дальше есть только два хорошо известных им объекта: Пискаревское кладбище, где они бывают раз в год в День полного снятия блокады, и расположенная ровно против кладбища районная овощебаза, куда их периодически «гоняют» перебирать овощи, после чего всем долго мерещится запах гнилой капусты и мороженой картошки.
За железнодорожным мостом округа на какое-то время приобретает почти деревенский вид благодаря старым деревянным домам с палисадниками. Деревья стоят в легкой зеленой дымке.
Погода вдруг меняется, солнце уходит за тучи, в воздухе повисает плотная водяная взвесь. Десятый «В» молча смотрит по сторонам из своего автобуса-аквариума. На крестообразном перекрестке автобус снова останавливается. Тут Байков начинает гоготать, как сумасшедший, указывать рукой вправо и орать на всю ивановскую, что надо сворачивать вон туда и айда все вместе в крематорий, недавно померла его бабка, и он там был, там клёво, похоже на школу внутри и снаружи, даже спортзал есть, и всё такое. Десятый «В» радостно орет в ответ: «Ура! В крематорий!» Динэра морщится, закрывает уши руками, но в конце концов тоже смеется.
Крематорий – городское новшество. Появление ритуального объекта вызывает у старожилов смешанные чувства. Многие еще помнят о крематории, устроенном в кирпичном заводе. Там сжигали в блокаду умерщвленных посредством голода людей. Теперь на этом месте станция метро «Парк Победы».
К крематорию через лес тянется неширокая побитая дорога. На угловой остановке стоят под зонтами люди, людей много, видно, что ждут они уже давно, в ту сторону идет только один автобусный маршрут. Сразу за крематорием город кончается. «И этих подбросим!» – не унимается Байков. Десятый «В» косится на сквозной и почему-то страшный лес, на людей, застывших в ожидании, и хохочет до икоты.
