Долгожданная осень - страница 19

– Ты бы поостереглась его, ведь небось ничегошеньки не знаешь о его прошлом? – Янино перекошенное лицо приблизилось к Катерине, и накатил мерзкий запах женского опьянения, смешанного с желчью, – а надо бы бояться! Ведь у нашего доброго и хорошего Максима есть маааленький секрет, о котором он тебе наверняка не рассказал. Подумаешь, он всего лишь убил человека! Подумаешь, отсидел-то всего ничего… – воздух разрядился до предела, дышать стало нечем. Тишина была плотной и осязаемой, она противно давила на уши.

С видом занудного профессора нравоучительно внутренний голос сочувственно пробурчал – вот тебе наконец и «что-то и не то», которое ты так долго выискивала. Теперь ты знаешь, довольна?

Екатерину внезапно обдало, словно ледяной водой, смывающей липкость и всю дрянь этого вечера. И откуда ж взялись эти силы и несвойственная ей реакция. Голова стала ясной, пропала нервная дрожь. Какая-то часть сознания ушла в автономную, словно заранее продуманную, работу. Видя себя со стороны, как в замедленном кино, чужим медовым голосом Катерина с придыханием произнесла, максимально прильнув к фигуре Максима:

– Конечно же я всё это знаю! У нас с Максюююшей нет друг от друга никаких секретов! – сладко проворковала, растягивая слова, победоносно посмотрела на застывшую Яну, краем глаза увидела не менее оторопевшего Спартака, открывшую рот Галю; максимально выдавив из себя всю показную нежность, которую только нашла силы изобразить в такой момент, промурлыкала Максиму, растягивая слова:

– Дорогой, поехали уже, я замерзла.

В машине осколками осыпалась лжеуверенность. Где сила, где разум, самообладание, где она сама? Есть только его теплый пиджак на её трясущихся в дикой амплитуде плечах, комок в горле, ледяные руки. Дышать, нужно часто дышать, чтоб не зареветь. Нужно просто дышать.

Он бывший ЗЭК? Он убийца?

Он… ну почему – взвыло бабское нутро, срываясь на истеричный визг – почему? Почему всё так, а не иначе?

Максим не проронил не слова, машина, визг, он молча рвал время и расстояние, убегая отсюда. Неизвестный ей маршрут. Окраина Москвы, если верить указателям. Темно и неуютно. Страшно? Нет, просто холодно. Максимально натянуто, лопнет ли или ослабнет?

Какой-то двор. Высокий старый бетонный забор в окружении высоких деревьев, дыры и провалы в ограждении, многократно залатанные арматурой.

Как же холодно, в воздухе парила плотная водяная взвесь, оседая на всем, до чего могла дотянуться. Будто откуда-то взявшийся туман разом в небесной канцелярии решили взбить и сыпануть на смертных. Мысли роились, распадались, так и не облачившись во что-то конкретное. Противным отзвуком каркал голос: «… он всего лишь убил человека. И отсидел-то всего ничего… отсидел… убил и отсидел…».

Максим, буквально выбежавший из машины, метался у забора. Слова словно застревали на вылете, губы беззвучно открывались. Наконец-то совсем чужой осипший голос обречённо произнёс:

– Ты как-то просила погулять по местам моего детства… так вот это место… Детский дом №17, впоследствии детский дом «Надежда»… Тут я с того момента, что помню себя. И, похоже, тут я до сих пор.

Его пальцы скользили по заросшему мхом полуразвалившемуся забору, нашли табличку. Словно слепой, он руками читал буквы на ней наощупь. Бессвязные слова, он в одной рубашке, начинающей промокать и липнуть к телу. Неужели ему не холодно? Как же хочется в тепло и просто забыть этот вечер. И… все последние вечера, словно их и не было.