В этот момент Летиция казалась слишком хрупкой и беззащитной для мира, в котором родилась. У неё не хватило сил оттолкнуть Роджера, когда он обнял её за плечи. Большими пальцами вытер слёзы на её щеках. Слышал лёгкое потрескивание свечей. Мог только представить, насколько глубоки её страдания. Насколько глубока печаль, светившаяся в серебристых глазах. Он привлёк Летицию к себе и что-то шептал на ухо, гладил пушистые волосы, целовал её лоб и щёки. Медленно уложил на постель и склонился над лицом, пытаясь посмотреть в глаза. Её губы раскрылись ему навстречу. Видел, как дрожат ресницы на сомкнутых веках. В этот момент она не была его пленницей, а была девушкой, к которой его потянуло с первой встречи. Роджер чувствовал, как жар охватил его тело, и поцелуи становились более нежными и горячими. Чувствовал, как Летиция откликается ему, опьяняя своим желанием близости. Трепетала в его руках и плавилась как воск от прикосновений. Только сейчас он понимал, насколько сильно ему приходилось сдерживать себя, заполняя всё свободное время тренировками, охотой и собраниями у Вильгельма. Сейчас у него не было ничего, кроме чувственных губ и податливого тела, сводящего с ума своими изгибами, полной грудью и гладкой кожей. Летиция тихо плакала и обвивала руками шею Роджера. Пыталась вырваться, но он безостановочно целовал её, усмиряя и лаская. Она замирала в его руках, когда он раздевал её. Не помнил, что шептал ей, как поцелуем пресёк крик и погладил напрягшиеся пальцы, вцепившиеся в простыню…
Наконец Летиция открыла влажные от слёз глаза и встретилась с его взглядом. Роджер замер и лёг рядом с ней. Некоторое время они смотрели друг на друга. Пламя свечей золотило их обнажённую кожу.
– Мне было очень больно, – прошептала она, пытаясь выровнять дыхание. – Мне никогда не было так больно…
– Боли больше не будет, – тихим проникновенным голосом пообещал он, и притянул её к себе. – В том числе и от такой безмозглой скотины, как граф д’Арк. Я сумею защитить тебя от него.
– Не отсылайте меня туда, мессир, – Летиция зарылась лицом в мех, и некоторое время её узкие плечи подрагивали от беззвучных рыданий.
– Пока у меня нет такой цели, – задумчиво произнёс Роджер, не понимая, что делать с девушкой, если осада Домфрона затянется на годы. Завтра Вильгельм выступит на Алансон и неизвестно, когда он вернётся. Без его приказа Роджер не должен покидать лагерь, но сейчас не хотелось думать об этом. Притянув Летицию к себе, он забылся беспокойным сном.
На следующий день он с Гийомом проводил герцога и половину войска, последовавшего за ним. В лагере воцарилась тишина. Над землёй стлался туман, смешиваясь с дымом от костров. Подтаявший снег грязными кучами лежал на мокрых листьях, собранных вокруг лагеря. Привязанные к шестам лошади прядали ушами и фыркали, нетерпеливо топчась на месте. Оставшиеся воины возвращались к своим обязанностям – точили мечи, упражнялись в боевом искусстве, травили походные байки и варили похлёбку. Повара носили воду и жарили мясо, а писари скрипели перьями по пергаментам, рассказывая о деяниях Вильгельма. Роджер сложил руки на груди и прислонился к дереву. После ночи с Летицией ему казалось, что силы оставили его, отдав нечто большее, чем только тело. Вдобавок во сне он бежал к побережью с белыми скалами в виде римских арок недалеко от Руана[17], гонимый оттуда густым сизым дымом, словно от большого пожарища…
