Дольке вита - страница 5

О Давиде Микеланджело столько легенд, видимо, от того, что каждый рассказывающий стремится добавить что-то свое. Одна из них гласит, что на готовую скульптуру, которую художник высекал из цельной глыбы, не глядя на модель, пожелал взглянуть гонфалоньер Пьер Содерини. Давид ему понравился, вот только нос показался великоват. Тогда Микеланждело схватил резец, мраморную пыль и принялся изображать бурную деятельность, не притронувшись к носу. И после этого спросил гонфалоньера:

– А теперь?

– Теперь мне больше нравится, – ответил гонфалоньер, – вы придали больше жизни.

Вот вы только что стали свидетелями чуда. Чудо-город, а чудес на свете не бывает. Потому что надо убираться восвояси, а он будет сниться и преследовать вас по пятам. И чем дальше вы уедете от него, тем более защемит сердце.

Флоренция – цветок в петлице самоубийцы, город сумасшедшей красоты, от недостатка которой очень скоро наступает ломка. А по ночам, словно в насмешку, снится Москва, Москва, Москва…

…Черепичные крыши, похожие на плитки шоколада, башни, напоминающие шахматную ладью с зубчатой окантовкой, мост Сан-Пьетро, такой старый, что века, словно сошедшая с ума секундная стрелка, обращаются вспять, и бегущая по камням мелководная Адидже. Город сверху в голубоватой дымке, пока еще размыт. Пока он еще неотчетлив, как белый прямоугольник фотографии, только что опущенный в проявитель. Все это, как панорама из папье-маше в музее древностей, какое-то невзаправдашнее.

Наверное, надо спуститься вниз с холма и перейти Рубикон. То есть, конечно, Адидже. Но нельзя при этом не почувствовать себя немного Цезарем, которому покоренную область, некогда она называлась Предальпийская Галлия и даже не была в составе Италии, преподносят, как кубок вина.

Внизу кирпич и камень. Я иду по Вероне и они, точно кубики, начинают складываться в какой-то упорядоченный узор, рисунок. Улицы, как линии судьбы на ладони, сбегаются в одну точку. Или начало. Ведь надо же с чего-то начать.

Начнем, пожалуй, с Шекспира. Вероне где-то бог послал Шекспира… Город упорно сватают с Шекспиром. Причем так настойчиво, что и сами веронцы всячески потакают мифу о Ромео и Джульетте. Хотя Шекспир и не бывал в Вероне. Но его знаменитая трагедия происходит именно здесь. Мало кто помнит, что еще и в Мантуе, и что английский классик не удосужился хоть каким-то образом обозначить или описать те места, где разворачивается действо. А начинается оно просто: на «площади…». На какой? Об этом ни Шекспир, ни его многочисленные исследователи не знают. Зато знают веронцы, превратившие обыкновенный средневековый балкон, парящий над небольшим двориком, его стены увиты виноградом (видимо, Ромео скакал с ветки на ветку, как обезьяна, пробираясь на балкон), в «балкон Джульетты».

Внизу, под балконом своего имени, бронзовый памятник Джульетте. Правая грудь ее сияет ярче солнца, так как, согласно преданию, надо на счастье дотронуться до бронзовой перси. Деньги за это пока еще не берут. А зря! Желающих причаститься прелестей Джульетты хоть отбавляй. Избранницу Ромео, конечно, сподручнее лицезреть на балконе, а ее благоверного, соответственно, под ним или их вместе. Но кто даст гарантию, что и Ромео обязательно не захотят за что-нибудь потрогать – на счастье. Хорошо, если за грудь…

Арка под домом обклеена валентинками с просьбами к влюбленным: помочь, принять участие в судьбе и так далее. Рядом таксофоны; опустив монетку, видимо, можно лично передать свою просьбу или пожелание Ромео или Джульетте. Словом, музей литературных героев, вышедших из повиновения, словно убежавшее с плиты молоко. И это не единственный случай, когда реальность бесцеремонно вторгается в святая святых пространства мифа.