Наконец, наша поездка – продолжительная, надо сказать, – закончилась, мы добрались, съехав на проселочную дорогу, которая сузилась до заезженной тропки, уходящей прямиком в лес, даже свет фар тонул в его зарослях. Выехав на опушку, наш шофер остановился и сказал: «Дальше не поеду». Мы рассчитались и пошли, а Ева крикнула таксисту вслед: «Трусишка!». Меня поразила эта беззаботная смелость. Я быстро написал сообщение в семейный чат родителям «Сегодня не ждите, ночую у девушки» и спрятал телефон. Вскоре последние источники света – фары – исчезли, мы вышли через лес на поле. Во тьме угадывались какие-то домики: похожие ставят у моря на бюджетных курортах для минимальных удобств; просматривались очертания столбов с отключенным освещением, свет неполной луны приоткрывал вид наподобие не то фермы, не то поселка. На мой вопрос: «У тебя здесь дача?» – Ева ответила как-то неопределенно.
Дальше все происходило быстро. Первые робкие лучи солнца, разрезающие ночную тьму, встретили нас в домике Евы, состоящем из двух помещений: гостиной-прихожей и спальни, где мы и расположились. Мы, свидетели рождения рассвета, целовались, стукнувшись носами, смеялись. Раздеваясь, люди порой утрачивают красоту, создаваемую одеждой: обнаженность им не к лицу, неважно сшита и сковывает действия. Евы этот порок не коснулся. Даже в одежде она смотрелась обнаженной благодаря столь выразительной выпирающей груди, блестящая загорелая кожа казалась натянутой на упругие формы, словно тетива; любая тряпка на ней преображалась в роскошную. Рядом с такими женщинами похотливые мужи на улицах жалеют, что уже женаты, презирают негласное правило общества – обязательно быть одетыми, пялятся, как в последний раз, не могут отвести взглядов, без стыда жадно поедая эти чудные прелести и мечтая сделать эксгибиционизм модным.
Даже меня Ева вгоняла в краску своим величием, настолько усиливая мою робость, что я поначалу стеснялся просто смотреть на нее. Я жадно целовал ее везде, запав на это обнаженное тело, волнующее своими изгибами, словно море, в котором я мечтал утонуть и очутиться на ее необитаемых холмах. Длинные ноги устремлялись вверх, к упругим ягодицам идеально круглой формы, словно верхушки иглу, существовавшим совершенно самостоятельно. Она пленяла своей манерой отдаваться, волнуя и нагревая кровь моих чресел. В ней было столько очарования, беззаботности и шарма, что я, подобно прочим первопроходцам любовных дорог, закидывал себя банальностями: как мог я влюбляться в других, когда где-то рядом была она? Все, на кого я раньше заглядывался, казались теперь лишь эскизами в тени дивной, законченной картины.
Я лежал в постели, Ева села на меня верхом. Я не смел перечить, сходя с ума от удовольствия, был полностью порабощен этой роскошной грудью с переплетением вен у розовых сосков. Особое лоно, такое же неповторимое, как ее лицо; желобок между ягодицами столь выраженный, что в нем удержится конверт, – от всего этого я буквально каменел, словно глядя в глаза Медузы Горгоны. Эта горячая метисочка вытворяла со мной такое, что я уже сомневался, жив я или попал в рай, где она – спустившаяся с небес богиня, исполняющая мои желания. Я тогда и задумываться не смел, что в этом должен быть подвох, меня опьяняли внимание и страсть. Ее имя ласкало слух, ее мелодичный голос, словно трепет арфы, изливался в пространстве.
