Разумеется, она еще не раз подхватывала разные гриппы и коленки-локти вечно разбивала из-за энергии двигательной кипучей, но так тяжело, как тогда, больше не болела никогда.
Стрельцов на всю жизнь запомнил физическое чувство страха, которое испытал в ту ночь за Машку!
А потом она как-то в один момент выросла – спать ложилась еще принцесской с косичками, а утром уж барышней проснулась. И грудь у нее выросла враз, быстро, и тебе все округлости-плавности появились, и походка, и понты девичьи, и косметики-макияжи, и коротенькие, на грани отцовского инфаркта, юбочки, каблуки, и…
И такая тут шняга началась! Только держись! Понеслось подростковое аутодафе родителям! Усугубленное их с Мариной разводом.
О господи, господи! Весь набор противостояния родителей и детей! Спасибо всевышнему, без наркоты и криминала – это Стрельцов знал точно! Сам с ней разговаривал и – да простит его Машка! – просил службу безопасности по-тихому проверить. А куда деваться?! И на том отцовское спасибо, что без таких крайностей! Как сказал его отец: «И это большое счастье!»
На большое счастье необходимость терпеть все ее выкрутасы не тянула никак!
Но кто бы мог ждать беды с другой стороны?
Стрельцов, как только представлял, что какой-то мужик проделывает с его девочкой, что обычно мужики проделывают, у него пелена перед глазами плыла! Как ее там в книгах называют? Кровавая? Во-во! Именно такая – бешеная!
Он все успокаивал себя, цыкал на разбушевавшееся воображение: ну, может, тот козел, которого по-хорошему придушить бы надо, и не проделывал с его девочкой ничего подобного!
И тут же взрывался возмущением беспредельным: да, а что, шесть недель беременности ей ветром надуло?!
И вновь принимался себя остужать, успокаивать: ну, может, пацан какой, ровесник, такой же неграмотный в этом деле, как и она?
И погнали заново: пацан не пацан, но занимались они именно тем, от чего дети получаются!
Так накрутил себя, что даже сердце заныло от размышлений таких. Стрельцов потер рукой грудь, успокаивая ретивое и сознание, и сердчишко.
– Вам плохо? – спросила сердобольная пожилая женщина, сидевшая рядом. – У меня есть валидол и нитроглицерин, вам дать?
– Спасибо, – поблагодарил он, – не надо.
Не скажешь, конечно, что ему хорошо, скорее ближе к хреново, но не до такой же степени. Валидол – это, пожалуй, перебор.
Ничего. Разберемся!
Главное, Машку найти!
Инга несколько раз осторожно, чтобы не потревожить Стрельцова, заглядывала в гостиную. Ночной вторженец спал, не реагируя ни на какие звуки в доме. А звуки активной утренней жизни домочадцев приглушить, несмотря на все старания, было, как говорит ее сын Федор, полный бесполезняк!
Утро доброе началось с громогласного баса сыночка.
– Мамулька, привет! – заявившись в кухню по дороге в ванную в одних труселях, поприветствовал ее отпрыск родной пятнадцати годов.
– Не шуми, у нас гость спит, – предприняла попытку утихомирить сына Инга.
– Это Маня, что ли? Так она уже встала, вот очередь за ней в коммунальную ванную занял. Дожидаюсь! – балагурил с утренней жизнерадостностью Федька.
– Не Машка, а папаня ейный ночью прибыли, – разъяснила Инга, ловко переворачивая тонюсенький большой блин на сковородке.
Народу в их «цирковой труппе» прибавилось, следовательно, прокорму требовалось поболе, вот она и старалась дежурной кухаркой.
– Да ты че! – хохотнул Федька. – Маня офигеет!
– Почему у меня такое чувство, что сей факт не слишком ее обрадует? – поинтересовалась Инга и хлопнула Федьку по руке, потянувшейся стибрить блин с тарелки. – Сначала умываться!
