Ах, Юра, если бы ты знал, с какими приключениями нам удалось добраться до Гавра!
Я уверена, что, если бы не благословение отца Игнатия, мы с мамой обе сейчас лежали бы в могиле.
Мне хочется так много рассказать тебе, что мысли путаются, и я молюсь, чтобы когда-нибудь состоялась наша встреча.
Еще раз поздравляю тебя и желаю счастья. Ключик, который ты дал мне на прощание, висит у меня на шее как память о Петрограде и о тебе. Я верю, что он обязательно пригодится.
Кланяйся от нас с мамой отцу Игнатию.
Твоя Таня».
Таня, Танюша, озорница с кудрявыми волосами и бедовыми глазами. Он не мог представить ее взрослой девушкой.
Юрий опустил письмо на колени и долго сидел, уставившись на косую тень из окна, пересекающую письменный стол.
* * *
«Да здравствует XVI съезд ВКП (б)!» – гласил алый лозунг у входа на верфи. При порывах ветра лозунг закрывало красное полотнище флага с надписью «Даешь подъем сельского хозяйства!» и получалось «Даешь подъем сельского хозяйства ВКП (б)».
«Тоже неплохо, – подумала Таня, – пусть бы лучше это, чем за честными гражданами охотиться». Ночная прогулка еще будоражила нервы ощущением опасности.
Вылезая из машины, месье Тюран как бы невзначай прикоснулся к Таниному локтю влажными пальцами:
– Таня, скажите, почему ваши соотечественники так любят красное?
В отсутствие мадам он постоянно распускал руки, и его ухаживания были отвратительны.
– Не знаю, месье Тюран, я предпочитаю зеленый цвет.
Стараясь соблюдать дистанцию с любвеобильным месье Тюраном, Таня пошла вперед, навстречу молодому инженеру Владимиру Александровичу, приставленному для работы с иностранным коммерсантом.
Он улыбнулся ей как доброй знакомой:
– Добрый день, Татьяна Михайловна. Бонжур, месье Тюран.
На счастье, Владимир Александрович прекрасно владел французским, помощь переводчика совершенно не требовалась.
С позволения месье Тюрана во время переговоров Таня смогла ненадолго покинуть накуренное помещение кабинета, чтобы подышать воздухом.
Послав благодарный взгляд Владимиру Александровичу, она пошла на скамейку под окнами заводоуправления, укрытую тенистым кустом сирени. Сквозь прорехи в листьях на платье падали солнечные пятна. Таня поймала их ладонью, думая, что русское солнце хоть и не такое теплое, как французское, но более нежное и лучистое.
В контору заводоуправления то и дело проходили мужчины с чертежами под мышкой, пробегали девушки в красных косынках (действительно, почему им так импонирует красный цвет?), группами по нескольку человек шли рабочие, подкатывали автомобили.
По бедной одежде людей было заметно, что стране тяжело. Одевшись Золушкой, по просьбе мадам, Таня не предполагала, что на общем фоне ее уродливое платье выглядит почти роскошным. Яркий, дешевый шик в женских нарядах царил лишь вокруг гостиницы, но «ночные бабочки» и в Париже не отличались высоким вкусом.
Она смотрела на кипящую вокруг жизнь и гадала, сможет ли она сегодня ночью снова сбежать из отеля и прочитал ли Юра ее письма. Она постоянно мысленно возвращалась в каморку Никольских, ища Юрия в каждом молодом человеке.
Пересекая площадку между корпусами, двое молодых парней волокли бухту кабеля. Один из них, светловолосый, чем-то напомнил Юру Никольского. Таня напряженно привстала. Юра? Но парень повернул к ней широкое лицо с отметками оспин, и она разочарованно опустилась назад на скамью.
Она оставила письма позавчера, а прошлой ночью, как ни старалась, не смогла улизнуть из своей комфортабельной тюрьмы: портье за стойкой регистрации сидел как приклеенный, а у двери соседнего номера дежурила женщина с подозрительным взглядом и военной выправкой.
