– На самом деле, нет.
– Не суть, – отмахнулся Ярик. – Так вот, этот Карлос долго учился, пыжился, чтобы подстроиться под систему. И только у него все получилось, как он подумал: на фиг надо вообще?
И ушел. В лес ушел. Все, говорит, плевать, буду жить в лесу, на белок глядючи! А было ему двадцать шесть лет, вот примерно как тебе сейчас.
– Мне сейчас конкретно так больше.
– Не важно, мозгов тоже как у ребенка! Все решили, что с ним произошла беда. Ну не может человек, который прошел все круги ада и только-только оказался на прямой дороге к успеху, быть таким придурком! Поэтому его начали искать, но безуспешно. Четырнадцать лет спустя сдались все и объявили, что таки помер он под каким-то пеньком. А еще через шесть лет, то есть, через двадцать лет после того, как Карлос учесал в закат, два грибника наткнулись в лесу на диковатое, заросшее бородой по самые Нидерланды чмо. И что ты думаешь? Это был уважаемый доктор де Салазар! Оказалось, что двадцать лет назад у него проглядели клиническую депрессию и он решил, что в лесу лучше. Дом, машина, работа – это мирское. Лес – вот это вещь!
– Ну и к чему мне эта притча о похождениях одной бороды?
– К тому, что с тобой может случиться то же самое! – скорбно заявил Ярик.
– А ты, смотрю, тоже врачом заделался, как одичавший доктор.
– Нет, я просто твой друг – и я о тебе беспокоюсь! Я уже вижу первые симптомы.
– Я не планирую бежать в леса и жить с белками, если ты об этом.
– Я не только об этом. Я просто вижу: ты не наслаждаешься жизнью, брат! Она у тебя классная, а ты такой – фе, уберите эту, дайте другую! Зачем? Все ж хорошо! Что тебе еще нужно?
Леон не мог ему объяснить. Он не нашел бы нужных слов, а Ярик все равно не понял бы. Да, наблюдая со стороны, очень легко разглядеть радужную сторону чужой жизни. Это ведет к бессмертной классике упреков вроде «С жиру бесишься» и «Мне бы твои проблемы».
Не все можно понять. Не все беды на виду. Леон и правда не мог наслаждаться жизнью – такой, какой она была сейчас. Ему нужно было что-то вернуть… или кого-то вернуть. Если бы это было возможно…
Но пока – нет, невозможно, и он просто жил под мерное тиканье часов.
* * *
Дом полыхал так ярко, так сильно, что жар разлетался на многие метры вокруг. Пожарные могли приблизиться к нему лишь в специальных костюмах, а простым наблюдателям приходилось выдерживать безопасное расстояние, иначе из наблюдателей они очень скоро превратились бы в жертв. На пламя обрушивались потоки воды, которые в ярком свете казались черными линиями. Пока это ни к чему не приводило, огонь был слишком силен. Он испарял воду, продолжая превращать особняк в бесформенные угли.
Анна не рвалась в первые ряды наблюдателей – там было слишком шумно, душно, жарко. Ее вполне устраивало ее место в открытом салоне машины скорой помощи. Она не пострадала, отделалась парой пятен сажи на одежде и пеплом в волосах. Пока ее главной заботой было то, что она никак не могла открыть банку газировки, которую прихватила, выходя из дома. Перчатка на правой руке мешала поддеть металлическое кольцо, а на левой она порезала указательный палец, и проще от этого не становилось.
Наконец она сдалась и попросила сидящего рядом медика:
– Откройте, а?
– Вы что, совсем не волнуетесь? – поразился он.
– Очень, – равнодушно отозвалась Анна. – Просто жуть как волнуюсь. Но пить все равно хочу.
Чувствовалось, что он не понял ее реакцию, но отказывать не стал. Газировка в банке прогрелась, но все было лучше, чем скрип пепла на зубах! Анна знала, что ей здесь еще несколько часов сидеть – до тех пор, пока дом не догорит.
