Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848 - страница 24

Архив оставляет лишь два повода для сожаления. В серии XI/109 имеется значительный и непонятный пробел, относящийся к периоду 1854–1860 гг., а после 1879 г. переписка сходит на нет, хотя письма из Парижа в серии XI/101 продолжаются вплоть до 1914 г. Что серьезнее, почти все копии исходящих писем от лондонских партнеров (если они вообще делались) были уничтожены по приказам последующих старших партнеров. Письма, относящиеся к периоду 1906–1914 гг., занимают всего восемь коробок. Поэтому письма Натана можно считать поистине драгоценными – они довольно редки по сравнению с тысячами писем его братьев. Досадно мало писем от его старшего сына Лайонела; до 1906 г. почти нет писем от его внуков. Следует также заметить, что сохранилось сравнительно мало неделовых писем партнеров; более того, первый лорд Ротшильд потребовал, чтобы после его смерти всю его личную переписку сожгли (хотя мне удалось найти несколько писем в архивах тех политиков, кому он писал). Если временами история банка «Н. М. Ротшильд и сыновья» делает крен в сторону континентальных родственников, это неизбежное следствие неравномерности источников. Нам повезло в том, что сыновья Натана (особенно

Нат) проводили на континенте много времени, и сохранились их письма «домой» родителям и братьям; но они, разумеется, не заменяют писем из Лондона. Для сравнения, мне не удалось найти ничего, кроме случайных образцов еще более обширной общей и приватной переписки от различных агентов Ротшильдов – особенно тех, которые находились в главных центрах в Мадриде, Брюсселе, Санкт-Петербурге, Нью-Йорке, Мехико и Сан-Франциско. Сохранилось довольно много рутинных деловых писем от представителей мелких и средних фирм, которые выступали в роли «корреспондентов» или время от времени вели дела с Ротшильдами; и снова мне хватило времени только на то, чтобы бегло просмотреть часть писем, которые иногда приходили даже из Калькутты, Шанхая, Мельбурна и Вальпараисо.

Еще одна трудность, которая объясняет, почему письма из серии XI/109 до сих пор не использовались историками в полной мере, заключается в том, что, вплоть до конца 1860-х гг., все представители второго поколения и ряд ключевых фигур третьего поколения партнеров (а также некоторые агенты фирмы) переписывались друг с другом главным образом на юдендойч, или раннем идише, диалекте немецкого, который записывался древнееврейскими буквами. Отчасти так произошло потому, что идиш был первым языком членов семьи. В то же время Ротшильды не хотели, чтобы их личную переписку читали посторонние. Даже современным знатокам иврита с трудом удается расшифровывать относительно архаичный шрифт, которым пользовались братья. Поэтому мои предшественники в основном полагались на переводы редких писем или отрывков, подчас весьма вольные, сделанные группой беженцев из Германии, нанятых в помощь исследованию в 1950-е гг. (так называемые материалы «Т»), или на письма, написанные детьми Натана на довольно разборчивом английском. Однако героический труд Мордекая Закера, который перевел часть писем, а часть – начитал на диктофон, устранил для меня это препятствие, сделав впервые доступным «девственный» исторический источник первой степени важности.

Зная, что посторонним не так легко прочесть их корреспонденцию, Ротшильды писали друг другу более или менее откровенно – огромное преимущество для исследователя! Их письма отличаются уникальной прямотой и интимностью. Партнеры высказывались откровенно, а подчас даже оскорбительно; они, как правило, не скрывали своего отношения к монархам и министрам, с которыми им приходилось иметь дело, а мнения их редко бывали лестными. Тон писем разговорный, подчас грубоватый. Сразу заметен контраст с официальными, сухими, деловыми письмами, посланными из одного Дома Ротшильдов в другой, или с гораздо более тщательно составленными письмами к политическим друзьям или деловым партнерам за пределами узкого круга партнеров и членов семьи. Если рассматривать их в связке с другими архивными источниками, перечисленными в библиографии, письма Ротшильдов открывают пласт реальности, во многих отношениях более интересный, чем самые причудливые мифы.