На этом отцовские увещевания не заканчиваются. В том же письме Майер Амшель распекает Натана за то, что тот не подсчитывает прибыли нетто (а не только брутто); за то, что торгует с Риндскопфом драгоценными камнями («Ведь ты не ювелир»), и за то, что отпускает товары в долг, зная, что должник, скорее всего, не сумеет расплатиться:
«Мой милый сын, ты не должен сердиться, когда отец, который близко к сердцу принимает счастье всех своих детей, желает знать истинное положение твоих финансов, потому что, если у тебя много безнадежных должников, от чего сохрани тебя Господь, и ты учитываешь их наравне с теми, кто платит по счетам вовремя, ты просто притворяешься богатым… Мой милый сын, ты трудолюбив. Работай прилежно. Делай, что тебе по силам. Призываю тебя к одному: будь аккуратнее… Голова у тебя светлая, но ты не приучен [к порядку], а я знаю, что все купцы, которые организованно ведут дела, становятся очень богатыми, а те, кто неорганизован, разоряются. Так что, милый сын, не обижайся, когда я в письмах высказываю свое мнение».
Из этого письма очевидно, что, по мнению Майера Амшеля, в их патриархальной семейной компании Натан по-прежнему оставался одним из пяти его подчиненных. Если Натан исправит методы своей работы, он может надеяться получить «такую же хорошую долю в моем деле, как и твои братья» после того, как сестры выйдут замуж. Но до тех пор Майер Амшель не намерен был выпускать бразды правления из своих рук.
Есть еще одно предположение, почему Натан мог уехать в Англию. Возможно, он покинул Франкфурт, чтобы избавиться от религиозных ограничений. Правда, в 1800 г. евреи – которых начали заново пускать в Англию только в 1656 г., после 250 лет изгнания, – в Англии пользовались куда большей свободой, чем в Германии. К тому времени на евреев в Англии накладывали довольно мало экономических ограничений>14, хотя они, как и католики, нонконформисты и неверующие, по-прежнему не могли становиться членами парламента и органов местного самоуправления, а также учиться в университетах; кроме того, будучи иностранцами, новые иммигранты во время войны с Францией подвергались все возрастающему надзору (евреи, рожденные в Великобритании, считались британскими подданными). В Лондоне в XVIII в. появились сплоченные и процветающие еврейские общины, в которые в том числе входили семьи евреев-сефардов и ашкенази. К первым относились, например, Мокатта, ко вторым – купец Леви Барент Коэн, чей отец был удачливым торговцем полотном в Амстердаме. В конце 1790-х гг. Бенджамин и Абрахам Голдсмиды уже играли активную роль в финансовой жизни – позже им с таким успехом начнет подражать Натан, бросая вызов господству братьев Бэринг и их амстердамским партнерам, банку «Хоуп и Кº» (Норе & Со.). На первых порах он становился объектом такого же презрения – религиозно окрашенного, но по сути чисто экономического, – с каким семья уже сталкивалась во Франкфурте. Известно, что Натан вошел в новую среду благодаря деловым контактам его отца с Соломонсами. Однако после приезда в Англию он, очевидно, провел в Лондоне лишь несколько месяцев, после чего отправился на север, в Манчестер, где общественная обстановка была куда менее благоприятной. В
Манчестере имелась небольшая, пребывающая в зачаточном положении еврейская община, в которую в основном входили мелкие лавочники – торговцы старой одеждой, дешевыми украшениями, зонтиками и патентованными лекарствами («чудодейственными средствами»). Хотя в Манчестере власти накладывали на Натана куда меньше ограничений, чем во Франкфурте, трудно поверить, что Натана привлекло туда что-то, кроме бизнеса.
