– Не надо, умоляю, не надо, – всхлипывала она.
– Боль – странная вещь, – тем временем философствовал Марис. – Она сопровождает нас всю жизнь, но мало кто умеет обратить её на пользу, укротить её. Боль делает человека уязвимым, – отшвырнув плеть, он поднял вверх руки, чтобы снять с себя через голову рубашку.
Стон замер в горле Элизы, когда она увидела, что скрывается вместо прежнего безупречного тела Стронберга под этой одеждой.
– Это сделала я? – прошептала она недоверчиво, стараясь не видеть особенно глубокую длинную рану, окружённую кровоподтёками. И обречённо расслабилась. – Ты прав, я заслужила своё наказание. Я не знала… ты двигаешься так легко…
– Я не чувствую боли, – Марис снисходительно ей улыбнулся. – Первое, чему научил меня wahīd gadīm 'insān – это договариваться со своей болью и побеждать её.
– Кто научил? – Лиз вздрогнула. – Я не поняла…
– Один старый и мудрый человек, – с отсутствующим взглядом пояснил Марис. – Великий человек, который озарил светом своей мудрости часть моей жизни. И он же меня научил, как укротить строптивую женщину – лаской и твёрдостью, подарками и плетью.
– А он знал, о чём говорил, не только в теории? – Лиз вызывающе улыбнулась.
Марис, казалось, удивился:
– Конечно. Все его жёны до сих пор без ума от него.
– Все? – переспросила Лиз, и получила в ответ подтверждение.
– Да, все трое.
– Мне нелегко будет справиться с уроками такого специалиста, – сжав зубы, проговорила Лиз. Между ног кожа пылала огнём. – Но когда есть высшая цель… Я не позволю себе ничего, что может обернуться позором для Андреса. Если бы ты был моим женихом, я поступала бы точно так же.
– Я и есть твой жених, Лиз, – резко, с яростью возразил Марис. – Я первым был обручен с тобой. Ты нарушаешь договор, заключённый между нашими семьями.
– Нет…
– Да. И если уже ничего нельзя изменить, я постараюсь, по крайней мере, предельно усложнить стоящую перед тобой работу.
– А? – Элиза тревожно вскинулась, почувствовав холод металла на своих бёдрах и между ног. Она смотрела, не веря своим глазам, как плотно охватывает её тело отлитый мелкими кольцами из чистого золота средневековый «пояс верности», как, соединив две цепочки пониже живота, Марис Стронберг защёлкивает всё это хитрое сооружение на миниатюрный замочек и прячет ключ от него в коробку из-под платков.
– Боже милосердный, что это? – шёпотом вопросила она.
Марис самодовольно ухмыльнулся:
– Попробуй-ка, справься с этим, моя бесстрашная валькирия Элизабетта. И тогда мы узнаем, что ты предпочтёшь – придти накануне свадьбы ко мне, чтобы я освободил тебя от твоей «клятвы верности», или показаться в таком виде мужу и неизбежно ответить на кое-какие вопросы. Например, как гнусному Стронбергу удалось надеть на тебя это?
Подумав о стоящем перед нею выборе, Лиз испытала абсолютно оправданный приступ ужаса – действительно, что же ей делать?
– Я могу распилить это… – неуверенно предположила она.
– Золото высочайшей пробы? – презрительно фыркнул Марис. – Интересно, чем?
– А ещё я могу убежать, Стронберг. Скрыться. От тебя и от Андреса. Хотя я никогда тебе этого не прощу.
– А дальше? – с иронией поинтересовался Марис.
Лиз пожала плечами:
– Придумаю что-нибудь. Или встречу того, кто сможет принять и полюбить меня даже с этим.
– Я найду тебя, – безо всякого выражения проговорил Марис. – Ты всё равно будешь спать в моей постели. И научишься любить меня – со временем. Ты моя – и я не дам тебе вырваться, Элизабетта.
