Дом в Вечерних песках - страница 7

У Эстер мелькнула еще одна мысль. Из коробки на столе она вытащила самую новую карточку. Как бы ни были получены указанные на ней мерки, сняты они были с потрясающей точностью, до одной восьмой дюйма. Пробегая глазами колонки, Эстер шепотом произносила цифры, и воображение рисовало ей фигуру худенькой девушки. Она представляла ее так живо, словно баюкала на руках. Эстер коснулась карточки, оставив на ней смазанное пятно крови, и на мгновение смежила веки.

Поднявшись с табурета, она с минуту бесцельно постояла на месте. Больше ничто ее здесь не удерживало. Она расправила на себе юбки, пригладила волосы, но прихорашиваться не стала. Последний раз обвела взглядом комнату, ожидая, что ее захлестнет паника.

Все. Больше ничего, ничего. Время пришло.

Эстер наклонилась за низенькой деревянной приступкой, что стояла под столом, перевернула ее, рассматривая ножки. Она подбила их фетром, чтобы они не скрежетали о пол. Эстер осторожно поставила приступку под окно, подождала десять-пятнадцать секунд, потом поднялась на нее, чтобы дотянуться до шпингалета над переплетом. Его она тоже смазала маслом в процессе подготовки, и потому рычажок поддался сразу, без особых усилий с ее стороны. Нижняя створка тоже легко скользнула вверх, как и тогда, когда она открывала окно в прошлый раз.

Поднявшись на подоконник, она выпрямилась во весь рост, но, вопреки ожиданиям, огней гостиницы «Уолсингем-хаус» не увидела: ее почти полностью заслоняли крыши домов напротив. В конце улицы какой-то мужчина топтался под фонарем. Эстер различила вдалеке силуэты зданий Пикадилли и темный край Грин-парка. И больше ничего.

Она извлекла первый флакон из его мягкого мешочка и вытянула перед собой. Легонько раскачивая сосуд в руке, она любовалось мягким блеском смолы. Потом чуть наклонилась вперед и разжала пальцы. При ударе о землю флакон лишь тихо звякнул. Издал нежный звон. Эстер не посмотрела вниз. Этого, она знала, делать нельзя.

Мужчина, что стоял под фонарем, снова попался ей на глаза. Теперь он быстро перебегал улицу. Эстер не придала этому значения. Наверняка они выставили наблюдателя. Он увидел ее, насторожился. Теперь это уже неважно. Слишком поздно. Она вытащила из сумочки второй флакон, бросила его. То же самое проделала с третьим.

И вот наступила долгожданная минута покоя. Мгновение совершенной безмятежности, которое она пообещала подарить себе перед самым концом. Мгновение, принадлежащее ей одной. Эстер вдохнула полной грудью и протяжно выдохнула. Ее живое тепло на холоде обратилось в пар. Однако мороз не жалил, как она ожидала, и было почти безветренно. Она ступила на карниз, чуть раскинула в стороны руки, чтобы удержать равновесие, и только потом – почувствовав, как нечто пушистое задевает костяшки пальцев, – вспомнила про снег.

Эстер подняла лицо вверх. Снег теперь был всюду. Густой, он сыпал с мягкой настойчивостью. Обволакивал ее своей нежностью, напоследок даря милость. И когда решающий момент настал, у нее не возникло ощущения, что она падает. Она – ни много ни мало – отдала всю себя, а выжидающий воздух, быстрый и надежный, признал ее за свою. Он стремительно подхватил ее и, словно бесплотного духа, понес прочь от земли.

На его стук никто не отозвался, и Гидеон Блисс отступил от двери, проверяя, по тому ли адресу он пришел. Он знал, что находится на Фрит-стрит. Это ему подтвердил кучер наемного двухколесного экипажа, который он остановил. Кебмен, конечно, разозлился, когда выяснилось, что Гидеон вовсе не намерен воспользоваться его услугами. Сказал, что да, это, естественно, Фрит-стрит, будь она проклята, и с желчью прибавил, что он, черт побери, не обязан давать справки тем, кто никуда не едет.