Мальчик кивнул. Дарья удивлённо подняла бровь: здесь не только все о ней знают, но и видели отрывки земной эволюции. Интересно, насколько подробные?
– И что тебе больше всего понравилось?
– Динозавры! Вот бы у нас тоже такие были!
– Убедил, – рассмеялась Клото, – Вот тебе динозавр.
Клото провела рукой по рисунку, смешной несимметричный зверь ожил, моргнул и прыгнул прямо на руку восхищённому мальчику. Он скорее побежал с ним в кусты – видимо, поиграть в эволюцию.
– Не забудь, он исчезнет на закате, – крикнула Клото, и, увидев Дашу, немного печально добавила, – Это Айса настояла, чтобы так было. Говорит, если давать им играть дольше, то они перестанут учиться.
– Разумно, – сказала Дарья, решившая придерживаться политики нейтралитета в разговорах с центанцами.
– А я думаю, что игра учит не хуже учебника. Зато детям нравится гораздо больше, – тут Клото заметила, что один из окружающих её детишек уже буквально сгорал от нетерпения, и обратилась к нему, – Что у тебя?
– Я Давид. И у меня гирак.
Дарья заглянула в листок. На нём было нарисовано животное, похожее на маленького оленёнка, только без рогов и с мягкими лапами вместо копыт.
– Гирак? Их же так много вокруг. Даже в этом парке…
– Но я хочу маленького! – запротестовал мальчик.
– Хорошо. Держи.
Оленёнок соскочил с листка и запрыгнул мальчику на плечо. Тот просиял.
В тот же миг Дарья услышала голос, от которого по коже пошли мурашки. Он был женским и при иных переменных довольно приятным, но дело осложняло то, что раздавался он буквально отовсюду, как эхо или злой дух из фильма ужасов. Однако это точно был не хоррор, потому что голос говорил следующее: «Давид! Давид, где ты, я тебя не вижу. Нам пора домой».
Даша бросила взгляд на тех, кто был рядом: они стояли в шоке, озираясь по сторонам. Из глаз Клото покатились слёзы, Мириам побледнела и задрожала. Воцарилась до того типичная мёртвая тишина, что не будь Дарья уже привита центанскими чудесами, она точно упала бы в обморок.
– Что здесь происходит? – спросила Даша, обращаясь сразу ко всем.
Никто не ответил. Дети, взрослые, все, кто был в парке, смотрели в одно и то же место – на скамейку, стоящую неподалёку. На ней сидела женщина, вернее, нечто, напоминавшее её. Вместо глаз у неё были чёрные впадины, рот беззвучно открывался, руки пытались нащупать что-то неуловимое. При этом очертания её туловища выглядели так, словно она неаккуратно смазанная краска на картине. Женщина растворялась в воздухе, словно смешиваясь с ним – жуткое зрелище.
«Мои глаза не здесь… Мой голос… Где мой голос? Я его не слышу! Давид!».
Клото подбежала к женщине и стала водить рядом с ней дрожащими руками, словно пытаясь собрать её воедино. Но с таким же успехом она могла собирать в кубик льдинку, растаявшую миллионами капель.
– Вы смертная? Можете бороться?
«Я плохо слышу! Где вы? Я вас не вижу. Я ничего не вижу! Давид, сынок! Где мой сынок? У него никого нет кроме меня…».
Это были её последние слова. Ещё секунда – и женщина растворилась совсем, словно её никогда и не было. Словно ластиком стёрли.
В полной тишине затухающим эхом звучало слово «Никого… кого… о-о-о». Оборванный стон вскоре смолк. Давид смотрел на скамейку, где только что сидела его мама. Он не плакал, но был очень испуганным, в глазах стояли слёзы. Гирак на его плече тоже замер и как-то съёжился.
– Чёрт возьми, – в шоке прошептала Дарья, прижимая большой палец правой руки к безымянному, – что тут такое творится вообще…
