Дом Живых - страница 18

который врагов Корпоры завалит,

На заклинание регенерации,

чтобы враги остались в прострации…»

Котик снова задёргался.

– Это сколько же ему лет должно быть, если он Диаэнкевал брал? – удивился Полчек.

– Ничего он, конечно, не брал, кроме денег! И деревянная нога – иллюзия. Но когда он начинает читать, никто устоять не может. Талант!

– Ладно, давай к делу, блохастый.

– Чо сразу «блохастый»? – нервно почесался табакси. – В общем, Нюхопёс был в ударе, я прям заслушался. А одна девица аж сомлела: побледнела вся и по стеночке, по стеночке – брык! И озябла. Нюхопёс к ней, а она как заверещит! Тут у него нога деревянная и исчезла. Я уж думал, ему щас навешают, но тут такое началось! Все иллюзии, какие были на променаде, как дракон языком слизал! В таверне матросы как увидели, что им Старый Гориг вместо пива наливает, а главное – откуда… Сразу всем стало не до Нюхопса с его ногой.

– А что за девица?

– Да какая-то, – отмахнулся котёнок. – На птаху по одежде похожа, только совсем молодая.

– И куда она потом делась?

– Без понятия, лысень. Гони мои куспидаты.

– Ты хотел десять?

– Хотел. Но ты же не дашь?

– Десять не дам. Но могу докинуть парочку.

– Пять!

– Не наглей. Три.

– Три и половину!

– Три и подзатыльник.

– Ладно, три, жадюга.

***

Табакси не так хороши в поиске, как овлинги или двоедушники, но перепуганная девушка оставила за собой такой отчётливый след паники с ноткой безумия, что уже через полчаса вздыбивший шерсть на загривке котёнок уверенно показал рыжей лапой:

– Там она!

Прибрежная таверна из самых распоследних, дыра дырой, место, где с одинаковой вероятностью зарежут как за кошелёк, так и за его отсутствие, стоит на сваях над водой, но её край заходит на берег. Между дощатой платформой, образующей скрипучий пол таверны, и песком грязного пляжа осталась тёмная узкая щель. Полчек присел на корточки и заглянул. В узком замусоренном пространстве сильно пахнет йодом, гниющими водорослями, пролитым пивом и тухлой рыбой. Девушка забилась так далеко и свернулась так плотно, что никак не достать. Глаза закрыты, колени прижаты к подбородку, дыхания не слышно.

– Она жива вообще?

– Живая, – кивает табакси, – просто обмерла с перепугу.

– Лезь за ней.

– Эй, – возмутился котёнок, – на это я не нанимался! С тебя ещё два… Нет, три куспидата!

– Знаешь, – задумчиво сказал Полчек. – Я ведь уже нашёл то, что мне нужно. Как ты думаешь, что мне мешает просто взять тебя за шкирку и швырнуть в море вместо оплаты?

– И что же? – спросил тот, опасливо отодвигаясь.

– То, что у тебя, рыжий мешок с какашками, полностью отсутствует! Совесть! Быстро заткнулся и полез.

Через несколько минут из-под платформы показалась чумазое растерянное лицо девушки.

– Мне пришлось ей мурлыкать! – злобно прошипел табакси. – Это унизительно!

– Ничего, потерпишь.

– И лизнуть! В ухо!

– Вот твои семь куспидатов, надеюсь это смягчит твою душевную травму.

– Всего семь!

– Целых семь. И ты за них не надорвался, рыжий.

– Жадный лысень.

– Простите, что перебиваю, – сказала робко девушка, – но как я тут оказалась?

– Это, юная леди, я как раз хотел спросить у вас, – галантно подал ей руку Полчек.

– Я не помню, – помотала та головой, вставая.

Поднявшись на ноги и отряхнув с подола старенькой мантии прилипший мусор, девушка огляделась и спросила:

– Как вы думаете, господин, в этой таверне можно попросить еды? Я могла бы помыть им посуду.

– Я думаю, – невозмутимо ответил Полчек, – в этой таверне вряд ли подозревают о том, что посуду надо мыть, и внезапное предложение сочтут, пожалуй, попыткой навести сглаз. Кроме того, в таких заведениях полагают, что еда – это закуска, а закуска градус крадёт. Единственное, что в них можно проглотить помимо жидкости, это свои зубы.