Дом Живых - страница 4
– Это та певичка? – интересуется дварфиха, кантуя здоровенную деревянную конструкцию, раскрашенную сверху под каменную кладку. – Которую Падпараджа поматросила и бросила, а она с досады сожгла монастырь и пошла за это на виселицу?
– Циничная необразованная женщина! – возмущается козёл. – К твоему сведению, достоверно известно, что казнь Мьи так и не состоялась, зато при дворе главы учёного семейства Суудэр в Бос Турохе вскоре появилась эксцентричная оперная певица, которую не отличил бы от Мьи даже самый остроглазый эльф!
– Ну да, ну да… – скептически усмехается Спичка. – Найди теперь того эльфа!
– Это было бы несложно, не будь эльфы такими пафосными засранцами, – обиженно отвечает Пан. – Двести лет для них не возраст, как, кстати, и для демонов. Я, вот, отлично помню закат Империи и Падпараджу Единождымученицу, уверен, множество эльфов припомнили бы и Мью Алепу. Ушастые говнюки обожают оперу. Правда, ходили слухи, что к тому времени роман Мьи и Падпараджи уже закончился.
– Ага, – добавила, слезая с ходуль, Фаль, – Падпараджа тогда как раз вернулась в Корпору и стала правой рукой тогдашней Верховной Птахи. Репутация поджигательницы монастырей и любовницы беглой певички ей была совсем ни к чему. Но то дело давнее. А с нашим болваном надо что-то решать прямо сейчас. Он фонарный столб не способен сыграть, не то что Мью Алепу.
– Гоните его прочь! – сказал громко Полчек и все посмотрели наверх.
– Вы тут, Мастер? – уважительно спросил Пан. – Простите, что эти балбесы отвлекли вас от размышлений своей никчёмной болтовнёй!
– Да ты сам громче всех орал! – возмутилась Фаль.
– Замолчи, женщина, не видишь, Мастер размышляет!
– Я тебе не женщина, а ворлок! Ты мой собственный демон!
– Ты, между прочим, получаешь от меня силу, Фаль! И кто в нашей паре, по-твоему, главный?
– А ты собираешь её со зрителей, восхищенных моей актёрской игрой!
– Со зрителей, потрясённых гениальной режиссурой моей пьесы!
– Кхм-кхм! – громко прокашлялась Спичка.
– Пьесы Мастера Полчека, – тут же поправился козёл. – Которая с помощью моей режиссуры…
– Что значит «гоните прочь»? – громко возмутился незадачливый парень, с трудом стаскивая с себя узкое платье. Ткань протестующе затрещала. – А как же великая возможность, которую вы обещали, Мастер?
– Я ошибся, – равнодушно отвечает из ложи Полчек. – Ты не тот, кого я ищу.
– А вдруг тот? Скажите, кого вы ищете! Вдруг я смогу его заменить?
– Это не твоё дело, селянин. И замены мне не нужны. Радуйся тому, что прикоснулся к миру театра, теперь тебе будет, что вспоминать, глядя на лошадиную задницу.
– Вот ещё! Я не хочу задницу! Я хочу театр!
– Кифри, пожалуйста, – просит Полчек.
Монах подходит к парню.
– Что это? – спрашивает он мягко, указывая на свёрнутое платье в его руках. – Его дала тебе Фаль? Это вещь театра, в ней память, которая тебе лишняя. Дай её мне, пожалуйста.
Голос Кифри так мягок и убедителен, в нём столько ласки, сочувствия и заботы, что молодой человек протягивает ему свёрнутую одежду. Монах принимает её с лёгким поклоном, приговаривая ритуальное:
– Прими, Цаг, ненужное, забери с ним тяжкое. Вещь уходит, облегчение приходит. Чего не помнишь, того и не было…
Парень стоит в тяжёлой растерянности, переводя взгляд с одного актёра на другого, в глазах его нарастает непонимание – кто все эти смутно знакомые люди? Что он делает здесь с ними?
– Мне было что-то нужно… – выдавливает он наконец.