Прямо к лотку вызвали милиционера, и пришел усталый лейтенант, видать, не в первый раз за день столкнувшийся с мелкими расхитителями социалистической собственности. Вот тогда-то Нахимов, воспитанный в духе непримиримой борьбы за идеалы коммунизма, увидел внезапно в толпе сочувствие к несчастной молоденькой продавщице, виновато глядящей на блюстителя порядка.
Под крики смертельно обиженной старушки милиционер начал заполнять протокол, а какой-то пожилой мужчина в драповом пальто и шапке, с завязанными наверху тесемками, плюнул в сторону и, уходя, в сердцах сказал: «Хай подняли из-за нескольких граммов! Тут сопли на морозе замерзают. Да я б за пятерку не согласился продавать!»
Но у старушки свои убийственные аргументы: «У вас дачи, машины, а я пенсионерка, но тоже яблоки хочу пожевать!»
Тогда и закралась мысль в голову Нахимова, что прав мужичок, и юную продавщицу, зябнущую на морозе, с красными негнущимися пальцами, стало жалко.
Там несколько граммов, а здесь какая-то шишка на голове, которая через пару дней заживет без следа…
За окнами общежития раздался вой милицейской сирены. Патрульная машина шумно ворвалась в студенческий городок и лихо остановилась возле «единички».
Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге возникли двое сержантов. Похоже, они думали, что будут разнимать дерущихся студентов, но увидев перебинтованную голову Нахимова, сразу все поняли.
Один из них, невысокий плотный парень с короткой стрижкой и хмурым въедливым взглядом, подошел к нему.
– Старший сержант Макаров. Что случилось? Милицию вы вызывали? Кого тут до полусмерти избили?
Вера Петровна хладнокровно стояла и не отводила взгляд от милиционеров, однако ничего не сказала.
– Я приехал из Москвы на электричке. Когда шел в сторону общежития, из-за кустов на меня кто-то набросился сзади, ударил по голове. В это время они, – Нахимов кивнул на преподавателей, – шли навстречу и напугали его. Незнакомец тут же убежал.
– Так просто и ударил? – сержант недоверчиво поглядел на Нахимова. Он был в форме, которая явно была ему тесновата, наверняка спортсмен, гиревик или бывший борец.
– Да.
– Что-нибудь пропало?
– Тетрадь общая пропала.
– Тьфу ты, я про что-нибудь ценное спрашиваю, деньги там, часы.
– Нет, кошелек при мне, возможно, Сергея Васильевича и Петра Михайловича испугался и не успел забрать.
– А вы кто, товарищи, друзья или просто посторонние?
– Преподаватели.
– Скорую вызывали?
– Нет, Вера Петровна перебинтовала.
– Картина ясная. Ну что, студент, заявление писать будем?
– А можем на место происшествия проехать?
– Зачем это? Слава богу, убийства не произошло. Твоего обидчика уже и след простыл давно. Ты точно ни с кем не ругался до этого? Может, в электричке кому на ногу наступил, а он тебе отомстить решил, а, может, в институте списать не дал и тебя двоечник какой-нибудь разукрасил?
При этих словах высокий черноволосый сержант с тоненькими усиками, оставшийся стоять у двери, загоготал и, решив добавить пикантности в перечень возможных участников нападения, пророкотал:
– Еще по любовному делу бывают случаи, чужой огород не ходил топтать?
Он снова хотел от души посмеяться, но, поймав на себе строгие взгляды философов, тут же присмирел и заскучал.
– В общем так, студент, слава богу, живой остался. Сейчас мы в порядке исключения и из уважения к профессорам проедем на место. Заявление можешь завтра в отделение подать и там все подробно описать. Но как бы тебе сказать… Дело гнилое…
