Северный подъемник был огромным грузовым лифтом, позволявшим не заморачиваться на извилинах ведущей к лагерю дороги. Для самых крупных машин или бронетанковых войск возможность спуститься прямиком на уровень равнины через вертикальный колодец означала серьезную экономию времени. Другой такой же подъемник соорудили у южных ворот.
Из будки вышел часовой и преградил нам путь. Я внимательно вглядывался в его лицо, пытаясь обнаружить признаки тревоги, но не различил ничего, кроме легкой скуки. Наша «Косатка» остановилась в метре от него, и вся следующая за нами колонна тоже затормозила. Я нарочно потянул время, медленно открывая дверцу и спускаясь по лесенке; за мной вышел Сильвио, а водитель остался за рулем.
– Это что за бардак? – со вздохом поинтересовался часовой, не дав мне и слова сказать. – Или на сегодня назначены маневры?
Он покрутил у меня перед носом мессенджером, демонстрируя объемную проекцию своего расписания.
– В сегодняшних приказах ничего не сказано про спуск восьми «Косаток»!
В этот самый миг внезапно появилась дюжина бесшипников, которые бесшумно подобрались к нам с другой стороны транспортника; вооруженные такими же винтовками Т-фарад, как и у него самого, они окружили часового. Парень побелел.
– Твое расписание устарело, солдат, – сказал я, отбирая у него оружие. – Давай-ка вместе уладим это у вас на посту.
Мы подтолкнули парня ко входу в сторожку, оставаясь вне поля зрения камер, пока он прикладывал пропуск, но, как только дверь открылась, устремились внутрь. Сделаться хозяевами положения не составило особого труда. Как мы и предполагали, выступление папы побудило многих солдат покинуть свои посты, а оставшиеся смотрели репортаж о событии по Интрасвязи. Должен признать, нам повезло, что с самого начала атамиды так и не показывались, иначе дисциплина не разболталась бы до такой степени. Восемь часовых были обезоружены в два счета.
– Ничего не бойтесь, – заявил я голосом, в котором, как я надеялся, не чувствовалось дрожи, – мы не причиним вам никакого вреда, если будете делать, что скажем. Мы всего лишь хотим спуститься на лифте и покинуть лагерь. Если будете сидеть тихо, больно не будет.
– Сучьи нулевики! – позеленев от ярости и сделав шаг в мою сторону, взорвался один из охранников. – Вы так просто не отделаетесь! Вас всех переловят и прикончат как последних ублюдков!
– Заткнись! – тут же крикнул его командир, но было уже поздно. Один из наших, психанув, выстрелил. Взвыв от боли, солдат упал.
– Никому не стрелять! – немедленно завопил я, испугавшись, что ситуация пойдет вразнос. – Они не вооружены, бояться нечего!
Потом обратился к тому, кто нажал на спуск:
– Держи себя в руках, друг, пусть говорят, что хотят, лишь бы не дергались.
Тот опустил голову: ему явно было стыдно.
– Как он? – спросил я склонившегося над раненым солдатом командира охраны.
Едкий запах горелой плоти быстро заполнил спертую атмосферу помещения. Солдат уже потерял сознание.
– Выкарабкается, – ответил командир. – По крайней мере, если отвезти его в госпиталь.
– Нам нужно только спустить «Косаток» и выиграть немного времени, а потом вы свободны. Ваши системы безопасности были взломаны. Замки сами откроются, как только мы будем достаточно далеко.
Командир кивнул мне, показывая, что все понял. Думаю, он сразу увидел, что имеет дело не с отчаявшимися и готовыми на все людьми, а скорее с организованной группой, преследующей конкретную цель. Если он не встанет нам поперек дороги, других раненых не будет. Он твердо приказал своим людям выполнять все наши распоряжения. Я попросил одного из своих принести медблок, чтобы пострадавший получил первую помощь.
