Кажется, она меня даже не замечает. Сжурилась в одном из кресел, маленькая, хрупкая, затянута в траурное платье, лицо прикрыто густой кружевной вуалью… нет, мантильей, прихваченной высоким гребнем в причёске. Гребнем? Уж не красные ли камни горят в нём зловеще?
Холодея, делаю шаг вперёд. Извинения в связи с незваным вторжением, призывы помириться, увещевания – всё вылетает из головы. Вместо этого я требовательно спрашиваю:
– Донна Мирабель, откуда у вас эта гадость?
Изящные плечи вздрагивают, руки в кружевных перчатках сильнее натягивают соболий палантин, словно донна старается уйти, спрятаться в него с головой, как в кокон, в нору.
– Убирайся! – только и отвечает глухо. – Ненавижу тебя!
Речь невнятна. То ли она цедит слова сквозь зубы, то ли… А вдруг ей нехорошо? Вдруг прекрасную, но всё-таки немолодую донну на почве сильного нервного потрясения хватил, например, удар, как тут называют инсульт? А ведь после него как раз и наблюдаются скованность движений и трудности с речью… Ещё больше обеспокоенная, склоняюсь над ней и осторожно трогаю за плечо, пытаясь развернуть к себе:
– Мири, с вами всё в порядке? Вы здоровы?
И тут меня накрывает…
…чужой ненавистью.
…лютой злобой.
…упоением долгожданной победы и торжеством… Оцепенев, не успеваю даже отшатнуться, услышав:
– НЕТ! Радуйся, тварь! Только недолго тебе осталось!
Что сверкает ярче – белки её глаз из-под мантильи или остриё кинжала, стремительно летящее мне в грудь – не успеваю понять. Мир тонет во вспышке.
Задрожав, опускаюсь прямо на пол: не держат ноги. А потом, проморгавшись и вновь обретя зрение, долго смотрю, машинально поглаживая раскалившееся защитное кольцо, на кучку пепла в центре кресла. Пепла, оставшегося во вмятине от бывшего там только что тела. Редкие хлопья, похожие на сажу, всё ещё оседают на подлокотники, на изголовье, усеивают чёрными пятнами ковёр… Чёрное на белом.
Меня мутит. Кружится голова.
Я только что её убила. Неважно, что не сама. Убила.
Чёрное на белом. Пепел. Прах. Всё, что осталось от живой, полной ненависти ко мне бабы. Но я-то её не ненавидела! А вот она меня…
Неподалёку валяется упавший из несуществующей более руки кинжал.
Убить меня хотела.
Чёрное на белом…
У меня кружится голова.
Чёрное. На белом.
Белки глаз в ажурных прорезях мантильи…
Чёрных глаз.
Глубоко вздохнув и раз, и два, благодарно сжимаю кольцо. Спасибо. В который раз ты меня выручило… С отвращением уклоняюсь от плывущей в мою сторону частички пепла. Фу. Ну, уж нет, с меня хватит и пережитого! И чувствую себя достаточно окрепшей, чтобы подняться на ноги. Правда, те ещё нетвёрдо меня держат, но это пройдёт, я знаю.
Кинжал уцелел. Защитная магия уничтожила только фурию, напавшую на меня. А не осталось ли от неё что-нибудь ещё, простите за неуместный интерес? Это ведь может оказаться очень важным! Например… Есть!
За креслом, вонзившись острыми зубьями в плотный ковёр, дрожит, ещё вибрируя от удара, гребень Сильвии. Он самый. Я хорошо его запомнила.
Подчиняясь какому-то наитию, шарю по поясу и нахожу в крошечной снаружи, но объёмистой внутри сумочке оставленную Магой перчатку. Не думаю, что мой некромант готовил мне именно этот сюрприз. Но браться голыми руками за опознанную мною филактерию ведьмы почему-то кажется безумством. Пусть даже это не целый артефакт, а лишь часть – кто его знает, что он несёт прикоснувшемуся… Зато теперь понятно, почему Рикки не увидел поблизости от дверей Цербера. Он просто не додумался заглянуть
