Дональд Трамп. Сражение за Белый Дом - страница 6
При всей скорописи, а писали мы в самом деле по-быстрому, скорописка у нас не вытанцовывалась, а совсем напротив, весьма серьезная, пусть и занимательная, с приколами, книга о технологии власти и пружинах, явных и тайных, американской демократии. Авторская задача укрупнялась по мере и по ходу сочинения книги, захватывая все новые и новые темы и сюжеты. За высокий образец мы взяли «Демократию в Америке» Алексиса де Токвиля, равняясь на нее, но одновременно корректируя и опровергая эту хрестоматийную классику в соответствии с переменами, происшедшими в стране за 185 лет с ее написания. Мы бы, однако, не смогли осуществить наш замысел, осилить сюжет и драйв задуманной книги, если бы ее написанию не предшествовал политический дневник авторов – сотни наших статей в престижных американских изданиях – англо- и русскоязычных, а теперь и в российских.
А теперь поясню, почему сделать книгу про Дональда Трампа значило для нас с Леной тряхнуть стариной. Заодно предъявлю читателю наши политологические креденшиалс, потому как читатель в последнее время знает нас главным образом как культуртрегеров, мемуаристов, эссеистов, критиков и прозаиков. Что тоже немало.
Другими словами, с чего бы это мы это занялись политоложеством и стали в этой области доками и профи?
Началась вся эта неожиданная для нас самих политическая профессионализация еще в Москве, сорок лет назад, когда мы за наше заявление об антисемитизме и цензуре были, как Адам и Ева из рая, изгнаны из всех творческих союзов, в которых имели честь состоять: Союза писателей, Союза журналистов и даже ВТО (Всероссийского театрального общества), – и стали париями и изгоями: для нас закрылись все журналы, газеты и издательства, где мы прежде печатались. Что делать? Не сношаться же с читающей публикой через дупло, как Дубровский с Машей. И вот, чтобы не терять профессиональную квалификацию, мы образовали первое в истории нашей страны независимое информационное агентство и назвали его без лишней скромности «Соловьев – Клепикова-пресс». Сама идея и название принадлежали мне, я вообще генератор безумных идей – с детства и по сю пору. Которые тем не менее, пусть не все, осуществляются. «Бред невозможных возможностей», как определила эту странную, амбивалентную, оксюморонную ситуацию польский поэт Анна Каменьская. Правда и то, что в этом рискованном и во всех наших остальных совместных проектах – я о нашем будущем соавторстве – вклад Лены Клепиковой, ее привнесения, более скромные по размерам, были зато более весомыми по содержанию и более талантливыми по исполнению. Что отмечали критики. Даже в полнометражном телефильме «Мой сосед Сережа Довлатов», коего я автор и режиссер, ее 10-минутная киноновелла «В яблочко времени», по оценке рецензента, – лучшая, блестящая. Не говоря уже о наших политических триллерах. Так что уболтать Лену на участие в этой новой книге я считал своей первоочередной задачей.
Это все забегая вперед, а возвращаясь назад ко времени начальных шагов нашего агентства «Соловьев – Клепикова-пресс» весной 1977 года, мы поделились идеей с нашим тогдашним другом и соседом по «Розовому гетто», как называли дома писательского кооператива вблизи метро «Аэропорт», Володей Войновичем. Идея ему показалась, и он, опытный, с выслугой лет к тому времени писатель-диссидент, свел нас с иностранными коррами в Москве. Те тоже клюнули на идею, и уже самое первое сообщение нашего пресс-агентства про ленинградское ЧП – снятие главного редактора ленинградского журнала «Аврора» Володи Торопыгина за то, что он по недосмотру напечатал сочувственное к расстрелянной большевиками царице стихотворение Нины Королевой, – обошло всю мировую прессу. А ее флагман «Нью-Йорк таймс» вслед опубликовал большую статью об агентстве «Соловьев – Клепикова-пресс» с портретом его основателей на своей Front Page. С тех пор сообщения и статьи нашего пресс-агентства были нарасхват и в обратном переводе возвращались в Россию через «вражьи голоса»: «Голос Америки», Би-би-си, «Немецкую волну», радио «Либерти». Нет худа без добра – в итоге мы получили куда более обширную аудиторию, чем та, которую имели, когда печатались в советской печати.