– Вот, это наш чемпион, – Аня довольно улыбалась, глядя, как конь бегает по кругу, – зовут его Хлопок.
Я узнала, что веревка, за которую держат лошадь, называется повод, а место, где лошадь бегает по кругу – круговой загон. А еще оказывается, что лошади бегают по-разному! И каждый бег имеет свое название! И правильно говорить не «бегают», а «ходят».
Тут сзади раздалось поскрипывание, я вздрогнула от неожиданности и обернулась. А это Топаз вез за собой фаэтон. Аня тут же развернулась и скомандовала:
– Любаша, залезай!
Подала мне руку, и я, словно принцесса, уселась в карету! Аня села рядом со мной, и мы поехали.
Мимо проплывал круговой загон с тренирующимся Хлопком, конюшня. А вон и мама с папой машут мне. Я тоже привстала, хотя фаэтон раскачивался, и тоже помахала им рукой.
– А знаешь, как наш Татерсаль тут образовался? – хитро прищурившись, спросила меня Аня.
– Нет, не знаю, – честно ответила я.
– У нас на этот счет есть легенда. Хочешь, я тебе расскажу?
– Конечно, хочу!
И стала она рассказывать.
* * *
Жила-была прекрасная Девица. Умница, красавица, радость мамина и папина. Она жила в те далекие-далекие времена, когда еще лошади дикими были да боялись людей.
И вот однажды пошла она в лес по грибы да по ягоды. И вдруг видит, в кустах кто-то шевелится и тихонько плачет. Испугалась она сначала да убежать хотела. Но только голос уж больно жалостливый был. Осторожно подошла она к кустам, ветки раздвинула, а там жеребенок лежит да огромными испуганными глазищами на нее смотрит.
Боязливо подошла. А он сам от страха затрясся, попытался вскочить и убежать, да не смог. Нога подкосилась.
«Видимо ножку повредил», – подумала Девица. Подошла ближе и погладила малыша по голове, между ушками. А тот закрыл глаза, боясь, что его обидят. И только крупные слезы полились.
– Тише, тише, – она села прямо на траву рядом и обняла его за голову, стала поглаживать да приговаривать: – Не бойся, миленький, не бойся, хорошенький.
Когда мелкая дрожь унялась, когда слезы литься перестали, стала она аккуратно его ногу прощупывать. Да видно нажала на больное место, и он попытался встать да как заржет.
– Миленький, хорошенький! – девушка стала успокаивающе похлопывать по влажной спинке, – я тебя не обижу, но мне нужно посмотреть, где у тебя болит.
Взяла его голову в свои руки, приподняла и пристально посмотрела ему в глаза:
– Мне нужно посмотреть, что у тебя с ножкой, понимаешь меня? Может быть, будет больно, но я не специально. Ты понимаешь?
В его глазах плескался страх, перемешанный с болью.
– У тебя ножка болит, – стала девушка разговаривать с ним как с маленьким ребенком, – мне нужно потрогать, а ты как большой – потерпи. Если это просто растяжение, то мне нужно перевязать. Да, будет неприятно, да, будет больно, но потом жилы затянутся и перестанут болеть. Но если вдруг это не просто жилы, а кость сломана, то тут нам с тобой тяжелей придется.
И увидела в его глазах понимание. Она прижалась своим лбом к его лбу. Глубоко вздохнула и снова протянула руку к его ножке. Жеребенок скосил глаза и зажмурился. Девица осторожно пальцами стала, поглаживая, трогать его ножку. Вот припухлость, аккуратно начала ее ощупывать. Кость цела, жила пульсирует, но тоже чувствуется целой. Она выдохнула с облегчением. Не перелом, уже легче.
Девушка глянула в его глаза, они были полны слез, но в них было столько доверия, что она снова прижалась к его лбу и нежным голосом стала рассказывать:
