Допустим, я признаюсь - страница 4
– …ты почему вдруг… зачем?!
Она растерялась, но что Вавилову в ней нравилось – никакой позы. Первое движение у нее – всегда улыбка. Радость ли, удивление, гнев, любопытство, меланхолия – Варя все выражала разными улыбчивыми вариациями. Потому-то он и счел ее перспективной для оптимизации психосоматического вектора. Но нынче вектор опять мог заехать ему по носу. Можно было отправиться домой, глухо матерясь, но это уже проходили. Нужно было срочно сочинять телегу.
– Вспомнил тебя. Решил найти. Прости, что без звонка. В праздник можно.
Она смотрела с азартным подозрением. Вавилов лихорадочно думал о том, следует ли задавать бестактные вопросы о костылях. А не задавать – не будет ли воспринято как равнодушие? В конце концов, он и сам этим обескуражен, более того, в первое мгновение ему показалось, что это подстава бобового короля. Сейчас сфабрикуют из него козла отпущения. И начнут не больно убивать. Ребята переборщили с абсурдом.
А главное – откуда они ее знали?! Вероятно, он сам познакомил Варю с ними, кто ж сейчас вспомнит. Хотя нет, все как-то иначе, но пускай все выяснится постепенно – не хочется резких поворотов.
Она не решалась его впустить. В ней боролись любопытство и страх, словно Вавилов был коробейник, пришедший к глупой домохозяйке и соблазняющий ее диковинной овощерезкой. А потом коробейник по сценарию должен проникнуть в квартиру и украсть кошелек. Но почему-то казалось, что она не одна, и потому Федор начал смело умолять ее забрать хотя бы это глупое шампанское и этот слишком помпезный десерт. Потому что они ему ни к чему. Он побредет один в холодный дом и больше никогда и никому не будет устраивать сюрпризов…
Конечно же, она его пожалела и нерешительно впустила, пообещав с ухмылкой, что ее дом тоже не особо блещет рождественскими огнями. Что она терпеть не может Новый год, и… Но, боги, могла ли она сказать что-то еще более канонически правильное для того, чтобы дать Вавилову зацепку. Ну конечно, он ведь тоже терпеть не может массовую обжираловку под плебейское диско, извергающееся из телеящера. Да это просто невыносимо для любого гомо, который еще сапиенс!
И вместе с тем… «моя мама – Фиделя понесло на благодатную почву! – умела удивительно интеллигентно обставить этот мещанский праздник. Скромная закусочка, легкая бутылочка, маленький круглый стол, бежевая скатерть, бормочет телевизор, сейчас зайдут соседи из 36-й… Когда всего в меру – то уже не ритуал, а импровизация. Нам надо у них, у родителей, учиться…»
У родителей? Жива ли еще старая ведьма, Варина мать? Наверное, портит более тонкую атмосферу, чем эти грешные пределы. Спрашивать прямо нельзя – у Вавилова рыльце в пуху, он желал ее смерти. А сама Варя пропустила намек мимо ушей, только спросила, не против ли он вчерашних соседских расстегаев, фасолевого салата и бутыли холодного глинтвейна?
Не против ли он? Да он только и мечтал, как Остап Бендер, о вчерашних расстегаях! А почему, Варенька, у тебя так много в доме опасных пустот? В них обычно скапливаются чужие слепки… особенно в незаполненных пространствах над нами – если высокие потолки, и они никак не используются. С другой стороны, теснота – тоже плохо, потому что тогда метафизические части тебя пытаются сбежать в другие дома… Варя слушала, чуть ухмыляясь. «Ты думаешь, что мне до этого есть дело?» – добродушно щелкнула она незваного гостя по носу. Вавилов подумал, что она, наверное, намекает на свое пошатнувшееся здоровье, но не знал, как деликатно сменить тему. Поэтому не стал про ногу, про костыли, извинился и умолк. Он еще помнил, что ему надо помахать этим резвящимся дуракам – друзьям, заславшим его к невинной женщине, но был уверен, что, как только он ушел, о нем тут же забыли. Так что от растерянности он завел разговор о Варином сыне. «Он в армии. Мама умерла. Что тебя еще интересует?» Этого было достаточно, чтобы почувствовать себя виновным в несчастьях этой семьи, но Федя стойко выдержал напор дурных вестей, уверяя себя, что Варенька не такая. В смысле – не будет спекулировать печалью и поминать Фиделю старые грехи. То, как он отчаянно пытался вырвать ее из болота матушкиной ипохондрии и из лап хищной медицины. И вот результат его стараний!