– Разве мы успеем подготовить всё до вечера?
– Ни о чём не беспокойся, обо всём давно позаботился наш мажордом.
– Разве у нас есть мажордом?
– Конечно, разве ты не знала, – он игриво улыбнулся, – как в любом уважаемом доме у нас есть мажордом, экономка, целый штат горничных, лакеев, камердинеров, официантов, поваров и мороженщиков.
– Иного я и не ожидала от тебя, что же весьма остроумно нанимать слуг всего на один день.
– А вот они, к твоему сведенью, считают, что служат у нас не первый год. Экономка помнит тебя ещё пятилетней девочкой, а главный конюх рассказывает о том, как учил молодого господина держаться в седле.
– Я поражена твоим даром убеждения.
– Ничего особенного, лишь смешение чёрной и белой магии.
Так, держась за руки, они шли по Пьяца-дель-По-Поло.
– Милый мой, – шепча, произнесла Милидия, с особой нежностью прижавшись к мужу.
– Что тревожит тебя сегодня, любовь моя? – В васильковых глазах промелькнула не шуточная озабоченность. Слишком хорошо он знал, что если засела какая-нибудь боль в сердце его возлюбленной, то эта необыкновенная девушка отважится на любое безрассудство. Никогда ни жестом, ни, словом эта маленькая гордячка не молила о жалости. Душа её в былое время много выстрадала, но никогда она не говорила об этом ни тем, кого любила, ни тем, кто любил её. Но от этой скрытности боль не стихала и потом долгое, бесконечное время она изводила Милидию. Слишком хорошо знал это человек, который взялся вылечить её, который главной своей обязанностью считал обеспечить счастье любимой девушки. В своё время слишком дорого поплатился он, за то, что не придавал значения своим словам и поступкам. И теперь, когда рядом с Фискалом поселилась, чудом спасшаяся, такая чувствительная, но поражающая своей самоотверженностью девушка, он не должен был больше ошибаться.
– Нет, ничего, просто один вопрос, я много думала об этом, но никак не могу отыскать верного ответа.
– Какой вопрос?
– Можно ли простить то зло, которое тебе причинили?
Юноша отвернулся.
– Нет – через несколько мгновений глухо выговорил он, – зло всегда должно быть наказано.
– Но если человек искренне покаялся?
– А если, то, что он совершил непоправимо?!
– Волшебники прекрасно знают, что непоправима одна лишь смерть.
– Хорошо, – щёки молодого человека зардели, а глаза источали нехороший разгорячённый блеск, – я не спрашивал тебя ни о чём, в этом ты не имеешь права упрекнуть меня. Я обвиняю Тальфа и Милюзетту в том, что они пытались убить тебя, прибегая к самым жестоким методам и самым подлым и низким интригам. И это далеко не единственное обвинение, которое я могу предъявить им и готов повторить его хоть перед всем Советом, хоть перед всем миром. Милюзетта – женщина, и к тому же, – он хотел добавить моя тётя, но осёкся – ты понимаешь, я не стану сводить счетов с женщиной. Но Тальф, если только он жив, в любое время дня и ночи он ответ мне за всё, на шпагах или на пистолетах он предоставит мне отчёт.
– Ты вызовешь его на дуэль? – Воскликнула девушка.
– Да. Потому что это моё дело и только моё дело!
– Хорошо, – Милидия потупила глаза, теперь во лжи надо было иди до конца, – я скажу тебе правду. Тальф умер. Не знаю, может ли зло разорвать сердце человека, но должно быть так было с ним. «Победа доброты не так уж неизбежна, ей мало Ваших клятв и много надо сил» – прокричал он, и я почувствовала, как во мне что-то надломилось. А он тут же упал замертво, это было очень похоже на разрыв сердца. Вот и всё. Зло наказало само себя.
