Дорога, которой нет в расписании - страница 7
Мы немного поболтали за чаем, и выяснилось, что они едут в тоже училище и вскоре станут моими одногруппниками.
Серега, когда проводница спрашивала, сколько налить ему чая, всегда отвечал: «Вы что, краев не видите?»
Когда через много лет, я снова его встретил, он уже будучи уволенным с железной дороги и из других предприятий находился в глубокой стадии алкоголизма.
Ну, вот, а я думал, что хотя бы этот абзац закончу без упоминаний об алкоголе.
На первое время я должен был остановиться у тети Гали. Мама договорилась с ней, и на бумажке написала мне её адрес.
Без телефона, без карт, в незнакомом городе шестнадцатилетний подросток идет к человеку, которого едва знает, доверившись только бумажке на которой написан адрес. И он не имеет права ошибиться, заблудиться или просто не найти этот дом, потому что в противном случае придется ночевать на улице или в отделении полиции.
Но в этот раз у меня все получилось и я нашел тетю Галю. Хотя до сих пор могу заблудиться в трех соснах. Если не ошибаюсь, это называется географический кретинизм.
Во всей этой истории я совершено не помню своего отца. Он как будто устранился от всего этого. Словно исчез на какое-то время.
Зато мама за меня очень переживала. Она сама предложила мне ехать именно сюда и потом все время мучила себя сомнениями.
Глава 16 Город, который забыл мечтать
Няндома – небольшой городок в Архангельской области, по размерам чуть больше моего поселка. Он держался только на том, что находился на крупной узловой станции, а 70 процентов населения работали на железной дороге.
По своим устоям и нравам он мало отличался от моей малой родины: молодежь до сих пор говорила на жаргоне, слушала «блатняк», а на рынке в отделе дешевой бижутерии всегда можно было найти перстни, похожие на воровские.
Каждый пацан в этом городе знал значение этих перстней лучше таблицы умножения и непременно хвастался этим в компании.
Наверное, всё это сохранилось до сих пор, потому что город находился далеко от так называемой цивилизации, от большого города. В центре стояли пятиэтажки, но достаточно было отойти на три километра в сторону, и уже можно было встретить дома с печным отоплением, удобствами во дворе и скотом в хлеву.
Весь уклад жизни крутился вокруг училища – молодежь с детского сада знала, куда пойдет после школы: мальчики – в машинисты или слесари, а девочки – в дежурные по станции. Железнодорожные семьи здесь существовали поколениями и это называлось трудовой династией.
Но как правило младшие члены этих династий в школе учились посредственно, зная свою дальнейшую судьбу и потому за знаниями не гнались.
В первый же день в училище, я снова ощутил себя в родном поселке, только местные порядки мне напомнили фильмы из 80-х. Я снова столкнулся с проявлениями беспричинной ненависти, злобы и агрессии.
Тут снова нужно было выживать, и выживали только сильнейшие. Избиение кого-либо в туалете было обычным делом.
Где-то я читал, что для того, чтобы в классе была нормальная психологическая обстановка, в нём должно быть 60% девочек и 40% мальчиков. В нашей же группе было 30 озлобленных парней, от которых воняло перегаром, табаком, несвежей одеждой и потом.
После той закалки, что я прошёл в своём поселке, меня уже трудно было чем-то напугать или удивить. Скорее, я просто не хотел возвращаться в прошлое. Я постоянно вспоминал свой класс: сейчас они наверное пошли в кино, на дискотеку или в поход, громыхая стеклотарой.