«Ещё бы. Я болен и еле жив. При всём желании не обижу даже котёнка», – подумал Данилов, глядя на это творение природы. Он читал о таких. Но не думал, что они могут выжить в нынешних условиях.
Парень достал из кармана леденец, который нашел в Златоусте. Слипшийся комок сахара, пролежавший пятьдесят лет в круглом аппарате на ножке, куда надо было кинуть монетку, чтобы забрать конфетку. Аппарат пылился в углу магазина неподалёку от «Сбербанка». Рядом валялся перевёрнутый терминал, с которого когда-то можно было пополнить счёт мобильного телефона. Автомат был разбит и выпотрошен, но три конфетки застряли в трубке, по которой они должны были высыпаться в лоток. Пустырник рассказывал, какие места проверять, чтобы найти древние ништяки. Две Саша тогда сразу съел, а одна вот… пригодилась. Ничего так. И не скажешь, что им полвека. Похоже на крупный чупа-чуп, только без палочки. Данилов протянул конфету ближайшей к нему девочке, Няше.
– Нет, – отказалась та принимать гостинец. – Ей тоже дайте, а то обидится.
– Дай, – действительно обиделась «вторая половина» девочки. – Дай!
Сказано это было чётко, почти нормальным голосом. Будто капризничал обычный ребёнок. Хотя Сашке почему-то вспомнилось, что по-английски это слово означает: «Умри».
– Хочет, чтоб не только сытно было, но и вкусно, – перевела её сестра.
– Пищеварение у них частично общее, – пояснил доктор. – Поэтому если наедается одна, то и вторая не голодна. Но ощущения у каждой свои, отдельные.
Действительно. О том, что конфету надо поделить, Саша и не подумал, воспринимая сестёр как одно существо. Да уж! Стыдно.
Доктор взял у Данилова леденец, попытался распилить ножом, но не смог. Антикварная сладость была твёрже камня.
– Подождите, – сказал он и вышел. Проходя мимо девочек, погладил их по головам. В ответ на ласку Няша улыбнулась отцу. Нюшино лицо осталось полусонным и ничего не выражало. Пока доктора не было, Саша лихорадочно соображал, о чём поговорить с девочками, но так ничего и не придумал. Вертелись в голове совершенно неуместные вопросы, вроде – не надоело ли им всегда ходить в обнимку, и могут ли они сидеть на обычном стуле, или им нужен специальный… В общем, всякая ерунда. К счастью, доктор вернулся довольно быстро. Он принёс чугунную ступку и пестик. Саша был знаком с этими предметами – у бабушки на полке с кухонной утварью стояли почти такие же. Доктор положил конфету в ступку и, бормоча себе под нос: – Аккуратно, спокойно, не торопись, – прицелился и тюкнул по ней тяжёлым пестиком. Конфета раскололась на две почти равные половинки. Довольный Борис Андреевич протянул их дочерям, которые немедленно сунули куски в рот и начали грызть.
– Света не любит их, – тихо сказал он, повернувшись к Сашиному уху. – Боится, что у неё родится такой же. Из-за меня. Она думает, это мой дефект. Не верит, что это – лотерея… случайность. Думаю, она меня сожрёт даже из-за мелкого отклонения у дитя. Не дай бог. Она вовсе не такая тихая, как кажется. Ты понял, конечно, – одна из малюток, Нюша – блаженная. Может, раньше их сумели бы разделить. Они срослись ниже грудной клетки, скелеты у них отдельные, я прощупывал. Но есть общие сосуды, и частично пищеварительный тракт общий. Я не могу сделать рентген, но мне кажется, их спинной мозг тоже соединён какими-то перетяжками. Они воспринимают себя разными личностями, но многое им нравится одинаково. Заявляют, что могут чем-то «обмениваться». Хотя Нюша почти не говорит. Только «мама» и «дай». А в основном – мычит. Я понимаю её через раз, а Няша говорит, что понимает всегда. Может, фантазирует, а может, и нет.
