– Писала я Аркадию Васильевичу, писала, – закивала старушка. – Светлая ему память… Жалобу писала на этих.
– На кого?
– Да жильцы. В четвертой, на втором этаже. – Копылова указала морщинистым кривым пальцем на окна. – Подозрительные такие люди. У нас двор тихий, восемь квартир в доме всего, сами видите. А тут эти пришельцы обосновались странные.
– Что в них странного?
– Ой, да все. Приезжают на машинах ночью. Сумки какие-то затаскивают в квартиру. Галдят. Днем – тишина полная. А вечером и выползают. Зыркают так на всех, как будто мы им сто рублей должны. Неприятные люди. Позыркают и уезжают. Вечером. Кто ж по вечерам работает, а днем спит?
– Охранники, например.
– Да какие охранники, бог с тобой, золотая рыбка! – всплеснула Копылова руками. – У них рожи такие были, прости господи, что вот как раз для того, чтобы от таких охранять, охранников и придумали.
– Говорите, сумки носили? – вмешался Рябцев. – Может, торговцы? С рынка?
– Я пятьдесят лет на рынок хожу, – отрезала старушка. – И про рынок все знаю. Таких нет там. Другие они. Одеты так, знаете, модно, опрятно. И машины, машины у них разные были. То на одной приедут, потом глядь – уже на другой приехали. Где ж вы торгашей с базара видели, которые машины как носки меняют?
Бегин и Рябцев переглянулись.
– А участковый, Аркадий Васильевич, он приходил?
– А то как же! На следующий день и пришел. Я вам что скажу – Аркадий Васильевич, светлая ему память, участковый был что надо.
– От бога, – ввернул Бегин.
– Вот-вот! На все сигналы от, так сказать, бдительных граждан реагировал сразу. Не то, что это ваш новый, прости-господи, ни рыба, ни мясо. Как ни придешь, у него на все один ответ – вас у меня сто мильёнов тысяч, а я один, так что в очередь. Вы уж извините, что я так, но это правда. Не то что Аркадий Васильевич, земля ему пухом.
– И что? Разговаривал он с вашими жильцами?
– Разговаривал! При мне это было. Ну, то есть я здесь сидела, ждала, когда Аркадий Васильевич выйдет. Не буду же я там прямо стоять, эти пришельцы кривые сразу же поймут, кто на них милиционера натравил, правильно?
– Вам хоть в разведку, – похвалил Копылову Рябцев. Та засмущалась, хихикнула, затеребила подол. – И что Аркадий Васильевич сказал?
– А, ну да. Вышел, сказал: «Разберемся». А если Аркадий Васильевич сказал, значит, так и будет! И ведь так и получилось, знаете. Эти подозрительные типы уже не следующий день манатки свои собрали – и поминай как звали, представляете? Вот это я понимаю, участковый, спугнул так спугнул, не то что этот ваш новый, ни рыба, ни мясо, прости-господи…
– Погодите, – нахмурился Бегин. – Вы написали жалобу тринадцатого ноября. Четырнадцатого Зубов пришел проверить сигнал. А на следующий день эти квартиранты исчезли. Правильно я понимаю?
– Так, а я вам чего говорю? Так и было.
– А вы об убийстве участкового вашего, Зубова, когда узнали?
– Ой, лучше и не вспоминайте, – покачала головой старушка. – Страсть какая, жуть просто, прости господи. Из газеты и узнала, не помню, когда, через несколько дней, наверное…
Бегин многозначительно покосился на Рябцева.
– Понятно. Нина Ивановна, а квартира эта, где ваши подозрительные лица проживали – чья она? Кто хозяин?
– Да Захар тогда хозяином был, дурачок, прости господи. О покойниках, конечно, нельзя плохо, но Захар был тушите свет, как говорится.
– О покойниках? – напрягся Рябцев. – Он умер?
