1
В автобусе Рига-Москва удобно. Настроение хорошее – в Ригу я вернусь на следующие праздники. Шарль Трене клокочет в наушниках о чем-то экстраординарном. Переключаю на «Желтых почтальонов». Рядом у окна сидит примечательная голубоглазая блондинка и, как должно быть по сценарию, у нее что-то там не получается. Я вызываюсь помочь.
– Ангелина.
И впрямь как ангел – из тех явлений природы, присутствие которых создает вокруг праздник. Она проста и непосредственна, как будто мы знакомы с начала времен и всегда были на «ты». Учится на филолога и ей приятно, что я читал «Лачплесиса». Что-то ведь задумала природа, если мы друг с другом встретились…
– Ты кого выбираешь – Спидолу или Лаймдоту?
– Однозначно Лаймдоту. А ты – Ева иль Лилит?
Она улыбается. Моя очередь спрашивать:
– О чем ты мечтаешь?
– О кругосветном путешествии. И еще хочу разбогатеть.
Мне бы такую уверенность…
– Всегда просишь у Бога что-то, часто это получаешь и иногда понимаешь, что не стоило этого просить…
– Бедной быть я всегда успею, тем более, филологу из трущоб Даугавпилса нереально разбогатеть. Можно хоть помечтать? Напишу пьесу. После «Трехгрошовой оперы» Брехт стал миллионером…
Легко быть молодым!
Мы с ней встретимся в Москве и в Тарусе, а через два месяца – опять в Латвии. Рига вся в цвету, май всем влюбленным обещает рай здесь и сейчас, без смерти и воскрешения. Ангелина по привычке опаздывает больше чем на час (мы и расстанемся чуть позже по этой дурацкой причине, но пока об этом не догадываемся). Наконец она приходит – вся в белом, длинные волосы собраны в пучок, а сама пахнет полевыми травами. Она не идет, а летит, порхает над лужами от свежего дождя, как невечное над вечным (свейки, Чаклайс!).
Берем местный сидр, колбаски Кабанос и идем по улице Барона в сторону центра. По дороге звучит космическая музыка Zodiac. Точнее, не звучит, но ее можно представить.
По пути – одно из таинственных сооружений в Риге. Свято-Троицкий собор построили латвийские архитекторы Константин Пекшенс и Александр Ванагс в начале ХХ века. Этот собор никогда не закрывался, и богослужения там действительно впечатляющие, берут за душу. Особенно внушительно выглядело здание ночью и особенно для этого района, с разноликими многоквартирными домами и промышленными постройками. У дома №98 обнимаемся. Так тепло.
– Смотри на эти здания, – говорю я. – Чтобы так строить, у архитектора должны быть возвышенные переживания и, вдобавок, наверное, развеселое настроение. Рига манит меня уединением среди красоты. Только жаль, что и она не спасет человечество.
Ангелина не смотрит по сторонам, здешняя архитектура ее не изумляет, у нее более возвышенная роль – быть частью этого потаенного мира. В ее голосе слышна ирония, она идет, кружась и смешно пританцовывая.
– Ты так полюбил Латвию, но, сдается мне, того хорошего, что ты в ней видишь, в ней нет.
– Японцы называют это ваби-саби – восхищение красотой несовершенства. Наверное, мы любим то, что есть в нас, но проявляется в конкретных условиях, в любимом месте или рядом с любимым человеком.
– Тут все просто. Ригу оцениваешь, только если и ты ее видишь, и она в тебя всматривается. Это как глаза кошки в ночной тьме – блестят, только если на тебя смотрит.
– Кому, если не тебе, все знать про кошек… Кстати, ты танцуешь как девушка из «Ангелочков Хилла».
– Не издевайся. Что это я не знаю, но догадываюсь. Я уже в таком возрасте, что больше догадываюсь, чем знаю. –Выражение на ее лице меняется на более серьезное. – Обещай Святому Кристапу, покровителю Риги, что будешь хорошо себя вести.
