А дальше, выйдя из храма Веронезе, мы повернули к набережной Дзаттере, и не успев удивиться, оказались на Кампо Сан-Базилио. Вот так сюрприз! Алла с лукавой усмешкой покосилась на меня. Впереди, за каналом, лежал остров Джудекка, а направо, за проволочной оградой, высился грузовой терминал с надписью «Сан-Базилио», и перед ним стоял памятник композитору – нет, не Базилио, а Вивальди – трио бронзовых музыкантов, вдохновенно играющих на скрипках…
***
Веронезе, Тициан, Тинторетто, Джорджоне, Джованни Беллини, Карпаччо… Каждый из них оставил в Венеции свой след, и не один – в храмах, музеях, галереях. А некоторые церкви и здания стали персональными памятниками кому-то из этих художников. Так вот, счастье блуждания по Венеции вдвойне увеличивалось поиском живописных сокровищ – от храма к храму.
О Веронезе и церкви, ставшей его мавзолеем, я уже упоминал. Памятником Тициану можно назвать базилику Фрари, где возносится к небесам неповторимая Ассунта, и есть еще один шедевр великого маэстро цвета.
Тинторетто обессмертил свое имя Скуолой Сан-Рокко, покрыв стены двух этажей сюжетами на любой вкус, хотя и не всегда лучшего качества. Но в первую очередь для меня символ этого здания и всего творчества Тинторетто – фантастически динамичное, неистовое «Распятие». И есть еще один храм великого венецианца – церковь Мадонна Дель Орто в Каннареджо, где Тинторетто похоронен, и в котором еще несколько шедевров необычайно плодовитого, не всегда ровного, но, несомненно, гениального мастера.
А Джованни Беллини стал после Венеции одним из самых любимых для меня художников. Его потусторонние задумчивые мадонны, словно ушедшие в иное измерение, запали в мою душу накрепко. Они встречались нам во многих венецианских храмах (в том числе и в той же Фрари – прелестная «Мадонна Пезаро»), и в галерее Академии. Но самое совершенное, на мой взгляд, его произведение здесь в храме Сан-Дзаккария – алтарный образ, на котором у подножия трона с Богоматерью и младенцем запечатлены святые и музицирующий ангел.
Однако еще более, чем сокровенные мадонны, тронула меня картина Беллини другого рода – «Пьета» во Дворце Дожей. Иисус распластан на коленях матери, кажущейся почти старухой, чей лик – некрасивый, полустертый, соединяет в себе и опустошение, и примирение с судьбой. А за ними – сумрачный итальянский пейзаж с горами и городами, охристо-коричневый, но дороги, вьющиеся вдаль, в глубь картины, оставляют надежду, что все это – только начало пути…
***
Позже мне говорили друзья, что такой солнечной и промытой, как у меня на фотографиях, Венеция редко где встречается, не похожа на себя, кажется непривычной, ведь чаще Серениссима дождлива и туманна. Не берусь судить об этом, но с погодой нам действительно повезло, для марта было очень тепло и сухо (хотя смешно говорить о сухости, бродя по морским набережным). Только однажды нахлынул утром туман с севера, и я, оставив спящую жену в отеле, бегал по малолюдным в ранний час каналам, ловя классические венецианские виды в объектив фотокамеры.
А в остальные дни – сплошной поток солнечных лучей.
Помнится, как в один из последних дней мы, сев в вапоретто, пересекли Гранд Канал и высадились у Сан-Джорджо Маджоре, идеального шедевра Палладио, так величественно выглядящего с Пьяцца Сан-Марко, и поднялись на его высоченную колокольню, чтобы оглядеть весь этот город – тонущий шедевр со шпилями и куполами, распластавшийся перед нами, словно всплывшая рыбина.
