То же касалось и учебы. Ни один из изучаемых в школе предметов Аню не интересовал, училась она ровно, в основном на четверки, но без увлечения, словно не понимала, зачем ей это надо, и единственное, чему предавалась с упоением, были книги, особенно те, которые имели хоть малейшее отношение к непознанному и загадочному, хотя в советское время таких книг было немного – ну, разве что Гофман, Гоголь, Эдгар По, Одоевский, А. К. Толстой, Грин, Братья Стругацкие, Станислав Лем. Особенное же впечатление на нее произвела не так давно напечатанная в «Иностранной литературе» «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха, поскольку ей вдруг показалось, что эта книга немного о ней и о той второй жизни, о которой она никак не может вспомнить.
Аня вытащила из холодильника первое, что попалось под руку (благо все это оставалось в нарезанном виде после вчерашних поминок) и села завтракать… или обедать – она взглянула на часы – полчетвертого, по крайней мере не ужин, хотя, как сказать, сейчас ведь середина ноября, темнеет рано. Да, семнадцатое ноября, тысяча девятьсот семьдесят пятого года, и она – Ромашова Анна Михайловна, 19 неполных лет отроду, без определенных занятий, не замужем. Хорошо, хоть это помнит, а то от люминала совсем мозги расплавились.
Впервые после смерти мамы она сильно проголодалась и набросилась на салат Оливье и бутерброды с дефицитной рыбой и икрой. Ого, что-то новенькое, или мама все же отпустила ее от себя и у нее появились первые проблески интереса к жизни, пусть даже в такой утробно-физиологической форме. Нет, надо побыстрее устраиваться на работу, сколько можно сидеть на шее брата, к тому же появится новое дело, новые знакомы, а то все одна да одна со своими розовыми слонами! Хотя, почему одна? У нее еще есть брат, который основательно ее опекает, и еще этот Виктор. Возможно все же придется принять его предложение, в конце концов он ей не противен, хоть и равнодушие свое она никак преодолеть не может. Равнодушие – это основная черта ее характера, по крайней мере последние десять лет, а что было до того, она практически не помнит, да и то что помнит – возможно это и не ее собственные воспоминания, а то, что мама с папой рассказывали, впоследствии переосмысленное. Словно невидимый ластик прошелся по целым страницам ее жизни. Нет, положа руку на сердце, Виктор ей не противен! Впрочем, приезжает он только через три месяца, все еще может измениться. А на ближайшее будущее брат вроде бы присмотрел ей неквалифицированную работенку в редакции какой-то газеты. Так что у нее и до Виктора могут появиться новые знакомые, да и деньги будут не лишними, сколько можно сидеть на шее брата, мама ведь практически не оставила никаких сбережений, все произошло так внезапно…
Аня уже начала пить чай, когда в прихожей раздался звонок. К ее удивлению пришел брат, хотя вчера виделись, а он редко заходил просто так, без конкретного дела. Тем более не позвонив заранее. А впрочем, возможно он и звонил, но она спала, а телефон стоит в прихожей, все никак не поставить еще один аппарат в комнате.
– Привет, сестренка, – бодренько приветствовал ее Юра, чмокнув в щеку, словно ничего не случилось, либо время официального траура закончилось (вчера при родственниках он выглядел достаточно скорбно, однако Аня чувствовала, что особо глубоких переживаний брат не испытывает, он вообще е способен был переживать по поводу чего-либо, что не касалось лично его, любимого. А тут – мама ушла, ей уже ничем не поможешь, пока была жива, сделал для нее все, что мог, устроил в лучший онкологический центр, доставал дефицитные заграничные лекарства, совал врачам в конвертиках, а что мало у изголовья сидел, так на то сестра была, чего вдвоем толкаться, только шум и лишняя суета. Так что совесть чиста и жизнь продолжается.
